Кристофер Сташеф - Чародей раскованный

Дверь позади них распахнулась.

— Прошу к столу, господа.

— Ну, хватит о судьбах мира, — хлопнул себя по колену Род и встал. — Давайте займемся важным делом, отец.

Проснулись они от звона полуденного колокола. Вернулся старый священник, а мальчики отправились поискать обед. Старик изумился накрытому для него столу.

— Холодный заяц, земляника, тетеревиные яйца и варенная форель — ваши дети превосходнейшие охотники, милорд.

— Почему? — спросил с набитым ртом Род. — Дичь скудеет?

— Да, уже несколько лет. Народ здесь жил торговлей через горы, а когда она прекратилась, людям пришлось рыскать в поисках пропитания по всей округе. Некоторые ушли, куда глаза глядят, но многие остались и нашим немногочисленным видам флоры и фауны едва удается прокормить всех.

— Если что-то двигается и его можно есть, то мои мальчики его найдут. Что же остановило торговлю, отец. Гарнизоны герцога Фойдина?

— Они и Красная шапочка, что проживает в Башне. Теперь даже коробейнику не пробраться мимо нее.

— О, — Род взглянул на отца Ала. — Что же он с ними делает?

Старый священник содрогнулся.

— Он принимает облик пожилого человека, приземистого и могучего, с длинными кривыми зубами, горящими глазами, длинными седыми волосами и когтями, вместо ногтей. Он обут в железные сапоги и носит при себе алебарду. А что касается путешественников, попавших ему в руки, то для него нет большей радости, чем еще раз выкрасить свою шапку человеческой кровью.

— О! — Холодный жаренный заяц после такого известия показался вовсе не таким вкусным. — Неужели ничего нельзя сделать, чтобы остановить его?

— А как вы это представляете? — Старый священник ответил коротким смешком. — Против него и армии устоять не могут. Говорят, что его можно изгнать, прочитав ему Писание или заставив посмотреть на крест, но как его заставить это сделать?

— Хороший вопрос. — Род повернулся к отцу Алу. — Есть какие-нибудь идеи?

— Одна, — кивнул отец Ал. — Если религиозные символы изгоняют его, когда он воспримет их, то более сильный символ прогонит его своим прикосновением.

Старый священник негромко рассмеялся.

— Истинно так, отец, но, где же вы найдете человека, что решится это сделать?

— Папа сделает, — пискнул Джефри.

Старый священник снова усмехнулся, пока не встретился взглядом с Родом. Смех замер у него в горле. Затем он побледнел.

— Нет, вы и не пытайтесь! — Он перевел взгляд с Рода на отца Ала, потом на Гвен и сел совершенно неподвижно. А затем с трудом поднялся на ноги и повернулся к двери.

— Отец, — спокойно окликнул его отец Ал. — Мне потребуется ваш алтарный камень.

Старый священник остановился. А затем обернулся, весь дрожа.

— Вам нельзя его забирать! Обедню нужно служить на мощах святых, вделанных в алтарный камень! Как я без него буду служить обедню?

— Мы вернем его сегодня же вечером.

— Да? — Старик снова подошел к ним, показывая дрожащими пальцами на отца Ала. — А вернетесь ли вы вообще? Красная Шапочка может устоять против армий, как вам двоим удастся одолеть его?

— Троим, — спокойно поправила его Гвен. — Я тоже обладаю некоторыми силами, отец.

— Фактически, это семейная затея, — подтвердил Род. — Вы б удивились, узнав, на что способны мои ребята, не вступая в ближний бой.

Старший священник переводил взгляд с одного на другого, словно они сошли с ума.

— Забудьте, умоляю вас! И эти бедные крошки! Не подвергайте их такой опасности!

— Мы не смогли бы оставить их в тылу, даже, если б хотели, — мрачно отозвался Род.

— Мы победим, отец, — мягко заверила его Гвен. — Мы недавно натравили Крод Мару сокрушить Эйк Уисли, и общими усилиями обратили в бегство двор эльфейского лорда.

— И все ж эльфейские лорды не Красная Шапка. Они не упиваются убийствами и кровопролитием! Нет! Не ходите туда! Но если вам надо, то идите без моего алтарного камня!

Отец Ал вздохнул и вытащил из рясы скатанный пергамент. Род увидел на нем линии складок и догадался, что прежде, чем отец Ал попал на Грамарий, листок находился в конверте. Земной монах сказал:

— Я стараюсь избежать этого, но... взгляните на сие писание, отец.

Старик в испуге уставился на него. А затем неохотно взял пергамент и раскатал его. Начал читать, ахнул и становился тем бледнее, чем дольше читал. Наконец, он дрожащими руками снова скатал его и поднял голову с остекленевшими глазами.

— Того... не может быть! Он... он же в Риме, до него целых пол света! Он редко говорит с теми, кто живет в столь отдаленных странах, да и тогда только с архиепископами! Как случилось... Аййй! — Он выронил пергамент и схватился за голову. — Что я наделал? Какой грех лежит на моей душе, что он стал писать мне?