Кен Лю: Бумажный зверинец (сборник)

Армяне, евреи, американские индейцы, тибетцы, индийцы, кикуйу, потомки рабов в Новом Свете – все жертвы жестокости и ненавистничества по всему миру выстроились в очередь и потребовали немедленно начать использовать это оборудование: некоторые из страха, что их история будет стерта власть имущими, другие – желая использовать свою историю для обретения политических выгод. Кроме того, страны, которые изначально поощряли использование этой технологии, начали сомневаться, когда последствия стали явными: хотели ли французы воскресить память о порочности своих граждан во времена правительства Виши? Хотели ли китайцы заново пережить весь ужас Культурной революции? Хотели ли англичане увидеть примеры геноцида, легшего в основание их империи?

С незаурядной прыткостью демократии и диктатуры по всему миру подписали полный мораторий на путешествия во времени, при этом ожесточенно споря по каждой мелочи, пытаясь определить правила, как разделить юрисдикцию над прошлым. Казалось, что все предпочитали пока не связываться с прошлым.

Вэй писал: «Вся письменная история ставит перед собой одну-единственную цель: связно описать ряд исторических фактов. Слишком долго мы барахтались в спорах об этих фактах. Путешествие во времени сделает истину такой же доступной, как то, что мы наблюдаем через окно».

Однако Вэй ничего не доказал, отправляя с помощью своего оборудования большое количество родственников китайских жертв Отряда 731, а не профессиональных историков. (Справедливо было бы спросить, изменилось ли что-нибудь, если бы в прошлое отправились профессиональные историки. Возможно, никуда не делись бы обвинения в том, что видения, наблюдаемые путешественниками, были всего лишь искажениями, вызванными оборудованием, или измышлением необъективных историков.) В любом случае родственники, будучи необученными наблюдателями, не стали дотошными и объективными свидетелями. Они не смогли правильно ответить на вопросы, которые должны были ставиться перед исследователями и которые сразу же задали скептики («Были ли на униформе японских докторов нагрудные карманы?», «Каким было общее число пленников на объекте в то время?»). Они не знали японского языка, который слышали во время своих путешествий. Их риторика, к сожалению, всегда уподоблялась той, что они слышали от своего правительства, которому не доверял весь мир. Пересказы их наблюдений зачастую имели незначительные расхождения. Более того, они срывались при съемке, их эмоциональные свидетельства еще больше убеждали скептиков, что Вэй был больше заинтересован в эмоциональном катарсисе, а не историческом исследовании.

Эта критика выводила Вэя из себя. Страшные зверства происходили в Пинфане, и мир осознанно заставил себя забыть о них из-за умелого прикрытия. Китайское правительство так ненавидели, что мир поощрял все отрицания с японской стороны. Споры о том, проводили ли доктора вивисекцию без использования анестезии всех или только некоторых жертв, было ли большинство пленников политическими заключенными, невинными крестьянами, захваченными во время рейдов, или преступниками, было ли известно Исии об опытах над детьми и младенцами и так далее, казались Вэю отвлеченными и не имеющими никакого отношения к делу. Тот факт, что скептики акцентировали внимание на несущественных деталях униформы японских докторов, пытаясь дискредитировать его свидетелей, казались Вэю недостойным ответа.

Он продолжал пропагандировать путешествия в прошлое, а другие историки, которые считали его изобретение технологией будущего, начали протестовать. История, как оказалось, была ограниченным ресурсом, и каждое путешествие Вэя безвозвратно отнимало у нас часть прошлого. Он оставлял в прошлом огромные дыры, как в швейцарском сыре. Как первые археологи, которые уничтожали все объекты раскопок, пытаясь найти несколько ценных артефактов, тем самым стирая в пыль ценную информацию о прошлом, Вэй уничтожал ту историю, которую пытался сохранить.

Когда в минувшую пятницу Вэй бросился под поезд в бостонском метро, его, несомненно, преследовало то прошлое, которое он потревожил. Возможно, он также был подавлен тем непреднамеренным толчком, который дала его работа всем силам отрицания. Пытаясь положить конец противоречиям в истории, он лишь усугубил их. Пытаясь предоставить слово жертвам значительной несправедливости, он преуспел только в том, чтобы эти жертвы замолчали навсегда.