Лоис Буджолд: Криоожог

– За нами, готов поспорить. Или за мной.

В СБ, конечно, знали, когда приходит их корабль.

– Надеюсь, за тобой, – сказал Марк. – Я с ним уже достаточно общался. Не думаю, что он мне доверяет.

– Вообще-то для барраярца он весьма демократичен. Один из так называемых «новых людей» отца. Проклятие, надеюсь, он не несет мне какого-нибудь дополнительного задания!

Догадка была слишком уж очевидная и крайне неприятная. Если где-то поблизости возле этого входа в п-в-туннель занимался пожар, затрагивающий интересы Барраяра, то у Грегора здесь уже есть один из лучших пожарных! Майлз скривил губы. «Нет! Я же только что погасил пожар! Хочу домой!»

– Забавно, – обратил внимание Роик, – кажется, я никогда раньше не видел его в военной форме.

Майлз согласился:

– Да, он всегда носит местную гражданскую одежду, старается быть неприметным.

Не сегодня. Сегодня Форвента наглухо упаковался в темно-зеленый китель, все нашивки и награды – точнехонько в нужных местах, зеленые форменные брюки с красными лампасами заправлены в зеркально отполированные кавалерийские сапоги. Более неподобающего наряда для космической станции пересадки трудно было придумать.

– Вырядился как на парад. Что-то случилось…

– Через минуту узнаем.

Марк повернулся вместе с креслом к офицеру, тот пробирался к ним между столиками.

Приближаясь, Форвента замедлил шаг, выискивая глазами свою жертву, лицо его застыло маской. Он замер возле столика, кивком поприветствовал Марка и Роика, встал по стойке смирно и крайне серьезно отдал Майлзу честь, хотя тот был не в форме, если не считать таковой серые брюки и пиджак.

Полковник облизнул губы и сказал:

– Жду приказаний, граф Форкосиган!

Марк однажды застрелил человека из нейробластера. Удивленные глаза жертвы опустели, когда заряд, выпущенный из оружия, выжег мозг за ними. Бог знает почему Марк вспомнил об этом сейчас, но он смотрел на Майлза после сообщения о смерти отца, и мрачные воспоминания просыпались сами. Ни жужжания, ни треска выстрела в этот раз не было, лишь четыре слова.

Только по прошествии долгих часов, после того, как они перекроили весь полетный план и вновь взлетели, он понял, что видел момент истины: словно скованный одной цепью со своим отцом, лорд Форкосиган умер в тот момент. Прошлая жизнь покинула Майлза, словно кровь, разом отхлынувшая от лица.

Граф Форкосиган разглядывал собственное лицо в зеркале.

– Бля.

«Бля. Бля. Бля…»

– Милорд, с вами все с порядке? – раздался голос Роика из кабины курьерского транспортника.

– Идиот, конечно, со мной не все в порядке! – рявкнул Майлз. Затем, умерив пыл: – Извини. Прости, пожалуйста. У меня такое ощущение, что из черепа вытащили мозги, и ни черта в нем не осталось. Ни черта, только обрывки проводки болтаются из спинного мозга. Боже. К чему нам сейчас торопиться? Мы ведь опоздали на много дней.

– Графиня… Вдовствующая гра… Ваша матушка ждет вас на Зергияре.

– А… – ответил граф. – Точно. – И снова добавил: – Извини.

– Ничего, милорд, мы справимся.

Нашла его не Корделия, однако именно ей пришлось принимать решение. Аневризма, теплый полдень, целых два часа прошло с тех пор, как слуги решили: седой старик просто-напросто уснул в кресле. Последнее время он часто засыпал после обеда.

Голос Майлза сорвался:

– Вы что, все равно не могли провести криоподготовку? Не исключено, что медицина в будущем разовьется…

– Чтобы проснуться без рассудка, без памяти? С разодранной в клочья душой? Он сам однажды сказал: никто не захочет продолжить такую жизнь.

С другой стороны, а чем лучше проснуться, обремененным всеми своими кошмарными воспоминаниями? Едва ли это меньшее зло. Поймет ли Майлз?

Прости меня, мичман Дюбауэр.

Похороны и национальный траур продолжались целую невыносимую неделю. Айвен наблюдал за Майлзом. Вот он поднимается на трибуну, произносит панегирик. Грегор отрядил ему в помощь своих лучших риторов, Майлз правил написанное ими. И все же Айвен затаил дыхание, когда Майлз сгреб все бумажки в трясущийся кулак и чуть было – чуть было! – не отшвырнул их, вкладывая всю душу в неподготовленную речь.

И тут его взгляд упал на детей, смущенных и сжавшихся в первом ряду между матерью и бабкой. Он сдержал себя, он расправил бумажки и принялся читать. Речь нового графа была что надо. Многие рыдали.