Кен Маклауд: Ночные проповеди

Она сидела, закрыв глаза и склонив голову, пока Джон Ливингстон возносил молитву, открывая собрание, затем выпрямилась, смотря на молодого парня, вещавшего с экрана. Казалось, Джон Ричард Кэмпбелл глядел прямо на нее. Возможно, так и было – ведь к нему шел сигнал с очков Мазвабо.

– Друзья мои! – начал он. – Настало время тяжких испытаний. Но не сомневайтесь – они нам во благо. Ибо сказано, что все обращается во благо для тех, кто любит Господа своего. Ибо все сотворено Господом в себе и для себя, даже злые для дней зла их. Наши враги утешают себя ложью. Лгут они, что мы, верующие, веруем ради покоя, обманывая себя, и лишь они, отступники и неверующие, по-настоящему сильны и могут встать против Вселенной, как она есть.

Что за глупцы они! Утвердил глупец в сердце своем, что Бога нет, – и в том находит лживое утешение и покой. Безумцы! Они считают, что атеизм, скептицизм и нигилизм показывают их мужество перед лицом правды. Но воистину доктрины эти – для слабых и сентиментальных. Милостью Господней именно нам даровано истинное мужество, чтобы встать лицом к лицу с правдой. А правда такова: все сотворено Господом в себе и для себя! Что мы имеем в виду, говоря это? Да то, что Он все сотворил к вящей славе Своей! А слава Его – вечное явление всех Его свойств. Явлены Его милость спасенным, правосудие падшим, кто пребудет вечность сосудом гнева Его, чтобы явить всей вечности осуждение Им зла и ненависть Его ко греху.

Безбожные верят, что дети, погибшие при недавнем жутком теракте, во всяком случае, «упокоились» навеки. Церкви-отступники скажут своим конгрегациям, что эти дети – на «небесах». Нет, друзья мои, нет! Они – в руках Бога живого, кто одной рукою держит их над геенной, а другою исполняет над ними мучительную кару. Ибо страшно попасть в руки Бога живого!

И сколько еще погибло? Без счета! Спаслись лишь немногие, погибли миллионы, миллиарды. Все жившие вне ковенанта, все нарушившие его, все никогда о нем не слыхавшие – погибли! А сколько спаслось из миллионов, погибших в Войнах за веру? Горстка! А мусульмане, считавшие, что исполняют волю Господню в джихаде? Ведь погибли они все! А сколько утеряно в предыдущих войнах? В Холокосте? Гулаге? Сколь же эти миллионы желают вновь оказаться в лагерях, в руках людей-мучителей, но не в руках Бога живого, Бога их отцов!

Кэмпбелл прервал тираду, глубоко и напряженно вздохнул.

Грейс вскочила, лязгнув опрокинутым стулом, и напрочь забыла о своей миссии.

– Не слушайте его! – крикнула она. – Этот человек, он… – она указала трясущейся рукой на экран, – он не проповедник слова Божьего! Его устами говорит дьявол! Вы разве не видите, что он делает с вами? Разве не видите, что скрывается под его личиной?

Все посмотрели на нее. А она внезапно вспомнила, зачем пришла сюда. Но оттого не смешалась и с вызовом взглянула на собравшихся в ответ.

Кэмпбелл не сказал ничего – но его губы побелели.

– Женщина в церкви да молчит, [32]– сообщил негромко и благодушно Ливингстон, вставая. – Женщина, сядь – либо покинь нас, если на то твое желание.

Грейс подняла стул и села, потная, дрожащая от ярости.

Ливингстон повернулся к экрану, будто считая, что Кэмпбелл может его видеть и слышать.

Лишь потом Мазвабо поняла, какое присутствие духа потребовалось Джону Ричарду, чтобы сохранить спокойствие. Он молчал несколько секунд, дыша спокойно и ровно. Затем он улыбнулся и сообщил:

– Братья мои, на сегодня я сказал все. Задумайтесь над моими словами. Но перед тем, как покинуть вас, я хочу передать послание от друга, который не может быть сегодня с нами. Он сказал: «Возрадуйтесь – ибо столпы падут!»

Джон Ливингстон испустил долгий вздох облегчения и пробормотал едва слышно: «Слава Тебе, Господи!»

– Все, готов! – сообщил голос Фергюсона в ухе Мазвабо. – Мы идем!

Она знала, что сейчас распахнется от удара дверь, – но все равно сжалась от грохота.

Позднее, когда Грейс ожидала трамвая на остановке Вест-Энд, она увидела, что люди смотрят на небо, в просветы между облаками. Она тоже подняла голову и увидела движущийся полумесяц из крошечных огоньков. В новостях только и говорили о том, что через несколько дней солеты неминуемо упадут. Они должны были сгореть в небе над Шотландией.

Над головой безжалостно светила диодная лампа. Ее сияние, отраженное в белом кафеле стен, резало глаза. Фергюсон пропустил Лодыря вперед, вынул пистолет из кобуры, шагнул в камеру допросов и с лязгом захлопнул дверь. Позже разберемся с формальностями допроса, с адвокатами и официальными записями. Сейчас время играть по правилам «богоборцев».