Крис Клэрмонт - Одноглазые валеты

– Что это была за хрень ? – прошипел он Преториусу. – Никто не доказал, что кислота относится к тератогенам [66]. Не так, как, типа, алкоголь.

– Дело не в алкоголе. Этот наркотик пока еще заново не запретили, по крайней мере, в утренних газетах ничего об этом не было. Леттем хочет сделать сенсацию из наркотиков. Вот мы и дадим ему наркотики – еще какие.

Какое-то время Марк лишь бормотал в ответ что-то гневное.

– А к-как же быть с правдой? – наконец сумел произнести он.

– Правда. – Преториус засмеялся – низким, угрюмым смехом. – Ты в зале суда, сынок. Правда для нас не проблема. – Он вздохнул и присел. – Ни за что не верь, что времена судебного поединка прошли. Судебный процесс – все та же дуэль. Просто победители стали умнее и переписали правила. Теперь мы сражаемся с помощью повесток и прецедентов, а не жезлов, и рискуем не своими жизнями, а деньгами клиента. Или его жизнью, или свободой. – Он сложил обе руки на набалдашнике своей трости в виде горгульи. – Тебе не нравится то, что я делаю. Мне тоже это не нравится, сынок. Но я серьезно воспринимаю свою роль в качестве твоего победителя. Если мне придется барахтаться в дерьме, чтобы выиграть твое дело, я пойду на это.

Это времена охоты на ведьм. Ты хочешь бросить вызов этому основному факту, черт возьми, да и я тоже. Но если я сделаю только это, ты потеряешь свою дочь. Именно поэтому система так и называется, Марк. Потому что, как бы тебе этого ни хотелось, так все и работает. Брось ей неприкрытый вызов, и она пережует тебя, а затем выплюнет.

На тот вечер, пятницу, у Марка и Кимберли была назначена встреча. Она не пришла. Он не удивился. Он ее даже не винил. Из-за отношения Преториуса к Кимберли он чувствовал себя грязным, пристыженным.

Но что еще хуже, подсказывал его разум, – Марк его не остановил.

Депрессия и чувство вины в субботний день – это слишком. Марк рано закрыл «Центр здоровья». Он должен был кое-что сделать. Разобраться с голосами в его голове.

Невысокий мужчина в одной красной кроссовке стоял на заграждении крыши и с высоты десятка этажей смотрел на пробки Джокертауна – жуткие, будто в стране Третьего мира. На нем был красный спортивный костюм и оранжевая футболка. Его лицо было вытянутым, словно у лисы, нос – заостренным и крупным, а брови изогнулись, будто дополняя презрительную усмешку. Зловонный ветер развевал его огненно-рыжие волосы.

Он вытянул руку вперед. Из кончика указательного пальца вырвался поток пламени. Он превратился в шар, перескочил с одного пальца на другой. Он поднял руку ладонью вверх. Огонь разросся до размеров бейсбольного мяча, равномерно устроился в ладони. Какое-то время он просто горел у него в руке, бледный на фоне солнца, а он просто смотрел на него, как зачарованный. Затем с рокотом он превратился в огненный фонтан, струями бьющий из его ладони.

Он смотрел, как пламя рассеивается. Затем сделал глубокий вдох, выдохнул, криво усмехнувшись.

– Чертовски подходящее время, – сказал он и шагнул вперед. Он пролетел метров пять, прежде чем увидел в окне свое собственное изумленное отражение. Затем он распрямил все тело и выставил руки вперед, как пловец в заплыве на время, и взлетел. Не стоит слишком уж пугать горожан. Несчастным тупицам из Джей-тауна и так досталось.

Он полетел на север, к парку, думая: в этот раз Марк серьезно попал . У бедного глупца хотя бы не хватило смелости полностью порвать с прошлым. Не смог опустошить последние пузырьки с порошком и увидеть, как исчезают его другие «я».

Слава богу. Это и так ужасно раздражало, эта полужизнь, которая доставалась ему и остальным, словно они были лишь зрителями, сидящими на последних рядах старого кинотеатра, где показывали постоянно прерывающийся фильм.

Он ненавидел тот факт, что его терпели в его собственном теле, в его собственной плоти, в которой он ощущал полет и дуновение ветра лишь часовыми отрезками. Для человека, настолько полного жизни, как он, это было адом.

Ад был слишком холодным – для него. Жизнь, кипевшую внутри его, он выражал в виде огня.

С крыши здания слева от него поднялся вертолет. Он двинулся в его сторону. Находясь в тысяче метров от него, он подбросил еще пламени и ракетой помчался к нему. Он летел по спирали, оставляя огненный оранжевый след, внутрь которого и устремился вертолет. Это был вертолет, следивший за ситуацией на дорогах. Команда его знала; диктор улыбнулся и помахал, а ассистент направил в его сторону мини-камеру, передающую картинку в прямой эфир.