Крис Клэрмонт - Одноглазые валеты

Он ничего не сказал Эвану. Эван ничего не сказал ему. Харон зашипел. Вокруг них появились пузырьки, и тело начало подниматься вверх к ржавому пирсу. Джон заставил Странность подняться на ноги и яростно вырвался из тела Харона, ощущая отвратительное прикосновение влажной, холодной плоти. К бетонной дамбе вели покрытые ржавчиной металлические ступени. Странность выбралась из Харона и полезла вверх.

Они ожидали ее: группа джокеров, вооруженных самым разнообразным оружием. Странность разочарованно завыла.

– Какой интересный разум, – заметил Блоут, но его крохотное лицо болезненно искривилось. – Даже для меня эта боль неприятна. И все же сложность разделяемого сознания меня восхищает.

– Где Пэтти? – возмутилась Странность. Их голос звучал не громче шепота. Большая часть усилий Джона уходила на то, чтобы оставаться Доминантным, несмотря на мысленное давление Дэвида. Они переводили взгляд с охранников, стоящих поодаль от Странности, на Блоута, оценивая расстояние, когда их плащ вдруг распрямился и свернулся вокруг их безумно трансформирующегося тела. Блоут усмехнулся.

– О, ты не успеешь подойти ко мне, как они тебя пристрелят, но это ты и так уже понял, правда, Джон? Это ведь Джон, верно? – Блоут покачал головой. – Ты должен оставить свое бремя, Джон. Я хочу поговорить с Дэвидом.

– Нет! – попыталась выкрикнуть Странность, но слово было больше похоже на рев. – Сначала мы должны увидеть Пэтти.

– Не думаю, что это хорошая идея.

(Это патовая ситуация, Джон. Понимаешь?)

(Ты слишком легко сдаешься.) Личность Джона ослабевала с каждой секундой, его хватка за место Доминантного ускользала. Его мысли окрасились в оттенки отчаяния. Странность издала трепетный вздох.

Он был внизу, ниже их обоих, но поднимался, поднимался вверх, нашептывая свои слова только Эвану.

(Посмотри на все эти тела ты можешь получить любое не стоит изображать гребаного героя просто пропусти меня дай мне завладеть Странностью и я освобожу тебя я обещаю не дай нам умереть…)

– Мы увидим ее, – сказала Странность, – или увидим, насколько близко сможем к тебе подобраться. Ты убьешь нас либо умрешь. Это неважно. В результате мы получим либо то, чего хочу я, либо то, чего хочет Эван. В любом случае ты проиграешь.

Блоут вздохнул.

– Какая потеря. – Он снова вздохнул, затем сделал жест своей крохотной рукой. – Я не хотел так скоро открывать свой козырь, но думаю, выбора нет. Приведите ее, – сказал он, затем кивнул Странности. – Вы должны понимать ситуацию. Дэвид может меня слышать?

Под капюшоном защитная маска утвердительно кивнула.

– Хорошо. Это важно, что он услышит меня. Дэвид, если это возможно, пока не прыгай назад. А, вот и она…

Почему-то, подумав о Пэтти – одной в отдельном теле, они сразу вспомнили, какой она была раньше: темные волосы завитками падали на плечи; она носила любимую джинсовую юбку, которая так шла под хлопковую рубашку. Но вышедший из боковой двери человек был одет в грязные ливайсы и кожаную куртку. Его тело было определенно мужским, молодым, а красивое лицо обрамляли непослушные светлые волосы.

– Джон? Эван? – сказал он (она?), и его голос звучал низко. – Я люблю вас обоих. Я скучаю.

Пэтти произнесла эти слова и почувствовала их искренность, ведь ее глаза наполнились слезами. Позади нее по плиткам со скрипом катилась коляска. Она взглянула на джокера, катившего кресло с молодым телом девочки-джампера. Искушение. Соблазн.

(Твоим. Оно может стать твоим.) Понимание этого разрывало ее, и она обернулась посмотреть на Странность, вспоминая боль и страдания лишения свободы.

– Пэтти? – позвал Блоут, и ее взгляд неохотно сфокусировался на джокере. – Мне надо знать. Сейчас. Ты будешь сотрудничать со мной? Сделай это ради себя. Сделай ради всех джокеров. Сделай ради «восторга». Помоги мне.

Пэтти снова посмотрела на молодую девушку, на прекрасное пустое тело. Она также заметила, что Странность наблюдает за ней, и поняла, что Джон и Эван тоже могут угадать ее мысли. Она увидела, как защитная маска, служившая Странности лицом, слабо кивнула, словно прощая ее. (Вперед, – она почти слышала, как это говорят Джон и Эван. – Мы понимаем.)

Пэтти протянула руку и погладила девочку по лицу, чувствуя ужасную тоску. Ее кожа была такой мягкой и гладкой. Она знала, что навсегда запомнит эту мягкость.

Она обернулась, стараясь запомнить все это. Стараясь заполнить эти несколько секунд всеми ощущениями своего одиночества, своего уединения. Она покачала головой.