Александр Сапегин - Жизнь на лезвии бритвы. Часть II

— Мальчишка! — ошеломлённо прохрипел хозяин замка.

— Гарольд! — радостно выдохнула Бекки.

Испания. Провинция Андалузия, магический замок Ла Калахора.

— Привет, Бекки! — сказал я, подхватывая девочку и телекинезом срывая с неё оковы. — Не шевелись, я тебя так перенесу.

— Дернется кто, — обернулся я к «Первому», вошедшему следом за мной, — можешь отстрелить ему башку и вышибить мозги.

Захрипев, вскочил охранник, обрез ствола штурмовой винтовки «Первого» окрасился световой вспышкой. Пораскинув мозгами, стражник пришёл к выводу, что стоило прислушаться к доброму совету и не дёргаться, прожил бы подольше.

Что-то я подустал за сегодня, Сила мне в помощь. Ребекка, будто панночка из гоголевского «Вия»: кроваво-красные губы, горящие глаза, распущенные волосы, свободная рубаха до пят, поднялась над алтарем и, не повредив линий пента… и прочих «грамм», перелетела ко мне.

— Далеко же тебя занесло, крошка. Говорил я тебе: «не ходите, дети, в Африку гулять».

— Ты пришёл! — стараясь не глядеть на свежий труп, Бекки всем телом прижалась ко мне и разрыдалась.

Нагрудник моментально промок от слёз. Сырость, вот что в первую очередь чувствуют все спасители, мать их так и перетак.

— Ну, всё, всё. Кончилось всё. Хорош разводить сырость, а то мальчики любить перестанут. Красные заплывшие глаза, опухший нос — красота! — говорил я, отстраняясь и утирая зачарованным платком слезы с лица девочки. Белая ткань оставляла за собой чистую, свежую кожу. Глаза и носик вернулись к нормальному состоянию. — Так-то лучше, а то все зеркала напугала бы.

И предваряя вопросы, сказал:

— Не беспокойся, твоих родителей уже освободили, сейчас за ними присматривают «Второй» и Гермиона с Дадли.

— Как ты меня нашёл?

— Да уж, пришлось побегать…

Побегать действительно пришлось. Сигнал «sos» застал нас на тренировке. Мгновенно нагревшийся на груди кулон и высветившееся в воздухе имя попавшей в беду девочки никого не оставило равнодушным. Сборы в Испанию были недолгими. Спасательная экспедиция в составе вашего покорного слуги, Гермионы, Дадли, Вальпурги и Георга Гринграсса аппарировала в Толедо через два часа. Ещё через час, ведомые маячком в аварийном кулончике Бекки, мы добрались до приснопамятной лавки.

Синьор Хуан Антонио Кампос был сама любезность и велеречивость, заливая гостей патокой лести и медом комплиментов. Чай не каждый день к тебе в лавку заявляются настолько родовитые покупатели.

На осторожный окольный вопрос Леди Блек, не встречал ли хозяин заведения недавно британскую семейную чету, торговец состроил честнейшие глаза и заявил, что видеть не видывал, слышать не слыхивал. И, вообще, раз многоуважаемые волшебники ничего не желают покупать, он тонко намекает покинуть заведение. Лавка закрывается.

— Нехорошо обманывать, — ответил я на эскападу торговца и раздробил поганцу телекинезом колено. За сим в труху рассыпалась волшебная палочка, так не вовремя извлечённая подлецом. Старый Хуан заверещал раненым поросёнком. В протянутую руку прилетел призванный манящими чарами кулон на цепочке. — А сейчас, не припоминаете?

— Гарольд! — Леди Блек предприняла попытку призвать меня к порядку, но Георг Гринграсс прикосновением руки остановил крёстную, и изящным жестом наложил обездвиживающее заклинание на прибежавшего на истеричные визги верзилу.

— Леди Блек, не забывайте, Ребекка личный вассал Гарольда, он в своём праве.

— Ух-ты, Леди Блек, взгляните на этого молодого человека, — я наклонился над поверженным верзилой и снял с его запястья швейцарские часы. — Часики-то знакомые, не находите?

Проделав процедуру освобождения мародёра от чужой собственности, я чуть задумался, многозначительно хмыкнул, и на пальцы с заскорузлыми, обгрызенными ногтями, со всего маху опустился подкованный каблук армейских берц. Из припозднившихся покупателей никто не поморщился, лишь Гермиона взглядом намекнула, что вторая рука осталась без высочайшего внимания. Хруст повторился. От осознания размера надвигающейся на него ж…, неприятности, торговец моментально перестал орать белугой и покрылся холодным потом.

— Дон Хуан, — присел на корточки я перед замершим купчиной. — Будем говорить? Молчим, ясно, добром, значит, не хотим. Выбирайте, правый или левый локоть? Или вы предпочитаете и дальше мужественно молчать? Позволю напомнить вам, дон Хуан, что в человеческом скелете около двухсот костей. За каждую минуту молчания я буду ломать вам по одной кости.