Сергей Лукьяненко - Холодные берега

Смяли. Семерых положил лорд Хамон, а уж сколько ранил – не сосчитать. Только все равно дошли преторианцы до позиции, порубили охрану да в спину лорда пику вонзили, пока он с замолчавшим пулевиком возился. Вот она – дворянская стать!

Только и Хамон не слабее был. Умирал, кровью захлебывался, а Слово сказал. Исчез пулевик скорострельный, прямо из рук иберийцев-победителей исчез. Навсегда. Вряд ли Хамон кому свое Слово при жизни раскрыл…

Я потрепал Марка по голове:

– Подымайся, мальчик. Хватит притворяться.

– Я не притворяюсь. – Марк отстранился.

– Достань огонек, – попросил я. Через миг мне в руку легла зажигалка.

– Сколько времени? – спросил Марк.

– Часов нету. Ты уж извини, – хмыкнул я. Встал, побрел сквозь темноту к стене, где был факел. – Может, у тебя есть? На Слове?

Марк сердито засопел.

– Я вам все назвал, что у меня на Слове есть. Да и какой толк от часов в Холоде?

– А почему бы и нет?

– Они же не идут там. В Холоде как положишь, так и достанешь.

Вот оно как. Не знал. Значит, и пулевик лорда Хамона сейчас там, в Холоде, а пар из ствола брызжет, брызжет и не кончается…

Я зажег факел, посмотрел на трущего глаза Марка.

– Вечер сейчас, парень. Темнеет уже. Еще часика три подождем – и в путь-дорогу. Как нога?

Он пожал плечами. Оставив факел на стене, я подошел, приподнял мальчишку.

– Обопрись на ногу. Осторожно.

Марк ступил, аккуратно перенося вес на больную ногу.

– Вроде ничего… ой. Колет немного.

На лбу у него выступила капелька пота. Хорошенькое «немного».

– Сядь, – с досадой сказал я. – Штаны снимай.

Пока он покорно расшнуровывал ботинки и раздевался, я снял куртку, начал отдирать рукава.

– Возьмите…

Марк протянул нож. Никак я не привыкну, что рядом – знающий Слово.

Два взмаха – и вместо куртки я получил жилетку. Эх, долго одежка служила. У хорошего портного шил – так, чтобы с виду дрянь дрянью, а на деле и тепло было, и крепко.

– А зачем это?

Неужели и впрямь не понимает?

– Ногу тебе перетянуть.

– Можно было мою рубашку…

Я покачал головой. Тонкий батист тут не сгодится.

– Так лучше выйдет. Теперь потерпи.

Минут десять я массировал ему голень. Наверное, Марку было больно, но он терпел. Потом я плотно замотал мальчишке ногу разрезанными вдоль рукавами. Не слишком туго, но так, чтобы поддержать мышцы.

– Спасибо, – тихо поблагодарил Марк.

– На том свете сочтемся, – отрезал я. – Руки перевязать не надо?

– Нет… спасибо, уже нормально…

Вот уж чего не люблю – когда благодарят. Словно привязывают благодарностью – с одной стороны, приятно, а с другой – и дальше выхода не будет, кроме как помогать.

– Штаны налезут?

Брюки у него были узкие, из плотной, крашенной индиго парусины. Конечно, на замотанную ногу они не налезли, пришлось распороть штанину.

– Вот теперь ты нормальный оборванец, – решил я, поглядев на Марка. – Уже не так смахиваешь на высокородное дитя.

Марк испуганно посмотрел на меня.

– Не бойся, – сказал я. – Мне, в общем, плевать, каких ты кровей.

– Почему вы… решили, что я высокородный?

– Да у тебя на лбу фамильное дерево нарисовано. Голубая кровь, фамильный дворец, все дела…

Он по-прежнему был напуган.

Я вздохнул и разъяснил:

– Марк, вот ты вроде обычный пацан. Одет неплохо, но не более. Грязный, тощий. Только я-то вижу, тебе вся эта грязь – как рубашка с чужого плеча. Порода в тебе есть. Благородные предки, камердинер, гувернантка по утрам умывает, охранник до двери нужника провожает… Что, ошибаюсь?

Марк молчал.

– Ну и Слово… сам понимаешь. Откуда тебе его знать? Один ответ – подарили.

– И что?

– Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино. Хочешь расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принц из Дома, хотя… А матушка небось попроще. Бастарду тоже всякая судьба выпадает. Нет у папаши наследника – вот и растят в роскоши. Мало ли как сложится… вдруг придется род наследовать.

Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.

– А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя родила. И тут уж… стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался, верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя… на рудники отправил. Все лучше, чем помирать. Так?

– Не… не совсем…

Глаза у Марка заблестели. Ну вот. Довел пацана до слез.

– Перестань. – Я присел рядом и рукавом его же рубашки утер слякоть. – Нечего жалеть. Жизнь крутит-вертит, а Искупитель правду видит. Кого любит, того испытывает. У тебя все равно… такое сокровище осталось, что мне и не снилось никогда.