Сергей Лукьяненко - Холодные берега

Странно. И впрямь – странно. Злая скотина – человек. Злая и глупая.

– Вот так оно бывает, – сказал я. – Не сердись, мальчик. Вырастешь – поймешь. Искус – он голову кружит.

Марк молчал. Потрескивал факел, уже обглоданный пламенем до деревяшки.

– Все, хватит, – решил я. Затоптал огонь. Не почуяли бы дым стражники… эх, раньше надо было думать. Вся надежда, что люк хорошо пригнан. От пряностей запах годами сочился, в дерево впитывался, чтобы насквозь пройти.

Сев на холодный пол, к стене, я вслушался. Тихо. Может, и нет никого в доме. Одно теперь остается – ждать.

– Скажите, Ильмар, а если бы вместо вас был Славко?

Я ухмыльнулся. Если дурак-душегуб еще жив, то ему несладко…

– Лежал бы ты сейчас под полом, мертвый. А может, и нет. Может, оставил бы тебя Славко до утра. Ночью потешиться, да и мясо свежее будет.

Не видно было ни зги. Так что я, наверное, услышал, как мальчик вздрогнул. Никогда не думал, что можно так громко вздрогнуть!

– М-мясо?

– Ага. Такие, как он, либо бегут не останавливаясь, либо забиваются в нору на неделю. Он бы сожрал тебя.

Нет, откуда он такой взялся? Сидит в темноте, не шелохнется, только в горле что-то булькает. Неужели никогда не слышал, как душегубцы с каторги бегут? У них это называется «теленка прихватить».

– А если бы тут был Иван?

Я едва вспомнил, что так звали кузнеца.

– Тогда ничего. Он человек простой, дикий. Не обидел бы. Вот только не ушли бы вы с ним, тут хватка нужна.

Марк, укрытый темнотой, продолжал размышлять:

– А от вас чего ждать, Ильмар?

– Теперь – ничего особенного. Не разгневаем Искупителя, не забудет нас Сестра – уйдем. Если уж совсем прижмет… – Я вздохнул, но все же честно закончил: – Тогда я тебя брошу. Убивать не стану, помог ты мне.

Марк молчал. Кажется, напугал я его словами про «мясо».

– Я человек неприхотливый, – сказал я. – Могу и крысой перекусить. Могу из дождевых червей запеканку сделать. Не бойся. Да и не душегуб я, простой вор. Будет на то воля Искупителя – уйдем.

Про червей я соврал. Только сейчас Марку нужна была такая ложь – противная, отрезвляющая.

Да и аппетит пропадет. Утренняя каша в воспоминаниях уже казалась вкусной. Я-то привычный, а мальчишке, верно, живот сводит…

Он завозился в темноте. Подполз, привалился ко мне тощей спиной. А неплохо парень на звук ориентируется!

– Как нога? – спросил я.

– Уже получше, – без особой уверенности сказал Марк. Он был напряжен, как каторжник под плетями. На корабле мальчишка словно в дремотном оцепенении был, а теперь ожил – и сразу попал в переплет. Тяжело. Понимаю.

– Возьми-ка, – попросил я. Протянул ему нож и зажигалку. Рука Марка вздрогнула, касаясь металла. – Припрячь на Слово. А то потеряем в темноте.

Порыв холодного ветра.

– Спасибо, – сказал Марк.

Так оно правильнее будет. И мальчишка перестанет трястись, что я его прикончу – зачем бы тогда клинок и огонь отдал? И мне спокойнее… не проснусь от вцепившихся в горло онемелых от страха рук.

Проспал я часов пять-шесть. От усталости не было сил поточнее себя на пробуждение настроить. Уснул я быстро, пробормотав про себя молитву о напрасных терзаниях, что Сестра когда-то сложила. Никогда меня эта молитва не подводила, с самого детства. Нашкодишь вечером, знаешь, что под утро либо материнскую оплеуху получишь, либо ремня отцовского – по настроению, а помолишься Сестре – и сразу легче. «Воля моя, я сделал, что хотел, сделал, что мог. Если будет беда – мой страх ее не прогонит, если не будет беды – мой страх не нужен. Не жалею о том, что сделано, размышляю о том, что сделаю»…

Простенькая молитва – это не прошение об исцелении и не покаяние в грехах, зато всегда помогает.

Марк, наверное, уснул не сразу. Но тоже уснул, уронив голову мне на живот. Когда я пошевелился, мальчишка проснулся. Вздрогнул, но больше ничем пробуждения не выдал.

Молодец.

Нет, есть в нем правильность. Как над аристократами ни смейся, сколько анекдотов ни трави: «Попали на необитаемый остров лорд, купец и вор»… А все равно – посмотришь на дворянина и позавидуешь. Словно все его предки высокородные за спиной стоят, подбородки гордо выпятив, руки на мечи положив. Не подступись… такого даже убей – все равно победы не почувствуешь.

Видел я однажды атаку преторианского манипула. По молодой дури завербовался в баскский легион, что против иберийцев под Баракальдо выступил, выделения Басконии в отдельную провинцию требовал. Ох… дали же нам жару. Угораздило меня оказаться именно на тех позициях, куда преторианцев и послали. Понятно, все эти бароны да графы иберийские экипированы были – нам не чета. Стальные доспехи, мечи, самострелы, у каждого третьего – пулевик многозарядный. Да только не этим они нас взяли, совсем не этим. У нас тоже оружие имелось приличное. А по флангам два наших лорда засели со скорострельными пулевиками… как начали стрелять – свои в землю зарылись. Я рядом был, видел, как его светлость лорд Хамон Слово произнес да из ниоткуда пулевик вытащил. Личная охрана вокруг сомкнулась, мечи наголо, в глазах – ярость. А Хамон пулевик установил, оруженосец зачем-то воду в ствол залил – и началось. Грохот, будто все барабанщики легиона тут собрались и в припадке о свои барабаны бьются.