Стивен Эриксон: Дом Цепей (litres)

Из земли поднялись семь фигур: тёмно-коричневая кожа сморщилась на иссохших мускулах и тяжёлых костях, по охряно-рыжим волосам стекала застоявшаяся, чёрная вода. У некоторых не хватало конечностей, иные стояли на сломанных, разбитых или иначе покалеченных ногах. У одной отсутствовала нижняя челюсть, у другой бровь и скула были вмяты в череп так, что пропала глазница. В каждой из семи фигур что-то было сломано. Несовершенно. Обладало изъяном.

Где-то за скальной стеной скрывалась заваленная пещера, которая уже много веков служила им гробницей, однако заключение в ней оказалось не таким уж долгим. Никто не ждал их воскрешения. Они были слишком разбиты, чтобы оставаться с родичами, поэтому их по обычаю народа просто оставили здесь. Карой за поражение была заброшенность, вечность, проведённая в неподвижности. Будь поражение почётным, их обладающие разумом останки положили бы под открытым небом так, чтобы перед ними простирался внешний мир и они могли найти покой в созерцании бега столетий. Но в поражении этих семерых не было ничего почётного. Потому их уделом стал вечный мрак гробницы. Горечи от этого они не испытывали.

Тёмный дар явился позже, пришёл из-за пределов их темницы, а с ним — шанс. Нужно было лишь нарушить клятву и принести присягу другому. А в награду — возрождение и свобода.

Сородичи отметили место их захоронения резными лицами, которые вперялись во внешний мир пустыми, слепыми глазами. Сородичи же произнесли их имена, чтобы завершить обряд связывания, — имена, которые по сей день клубились здесь силой, достаточной, чтобы извратить мысли шаманов народа, нашедшего убежище в этих горах и на древнем плато Лейдерон.

Сумрак сгущался, а семеро стояли на поляне — безмолвно и неподвижно. Шестеро ждали, пока заговорит седьмой, но он не спешил. Свобода была для него бурным, животным наслаждением, пусть она и ограничивалась этой поляной. Скоро, очень скоро они вырвутся из последних цепей — взгляда, ограниченного глазницами в каменной стене. Служение новому господину обещало множество странствий, целый неизведанный мир и множество жизней, которые следует прервать.

Уруал, чьё имя означало Мшистый Костяк, известный теблорам как Уругал, наконец заговорил:

— Он подойдёт.

Син’б’алль — Болотный Лишайник, или ’Сибалль Ненайденная, — даже не пыталась скрыть сомнение в голосе.

— Ты слишком полагаешься на этих падших теблоров. Теблоры! Они не ведают ничего, даже своего истинного имени.

— Радуйся, что не ведают, — заметил Бер’ок, голос его хрипом вырывался из разбитой гортани. Сломанная шея и свёрнутая набок голова заставили его повернуться всем телом, чтобы посмотреть на скальную стену. — И всё равно, у тебя есть собственные дети, Син’б’алль. Дети, что хранят истину. Для остальных — забытую историю, которую лучше не вспоминать. В наших интересах. Их невежество — наше лучшее оружие.

— Мёртвый Ясень говорит правду, — согласился Уруал. — Мы бы не смогли так извратить их веру, помни они о своём наследии.

Син’б’алль презрительно пожала плечами.

— Предыдущий, Пальк… тоже «подходил». По твоему мнению, Уруал. Достойный предводитель для моих детей, как казалось. Но он не подошёл.

— Наша вина, не его, — прорычал Харан’алль. — Мы были нетерпеливы, слишком уверены в своём могуществе. Нарушение Обета отняло у нас много сил…

— Но что новый хозяин дал нам взамен, Летний Рог? — возмутился Тэк Ист. — Лишь самую малость.

— А чего ты ждал? — тихо спросил Уруал. — Он ещё не оправился от своих злоключений, как и мы — от наших.

Зазвучал шелковистый голос Эмрот:

— Так ты, Мшистый Костяк, веришь, что этот внук Палька прорежет нам путь к свободе?

— Да.

— А если и он нас разочарует?

— Начнём сначала. С ребёнка Байрота во чреве Дэйлисс.

Эмрот зашипела:

— И ждать ещё век! Будь они прокляты, эти теблоры-долгожители!

— Век — ничто…

— Ничто и всё, Мшистый Костяк! И ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Уруал разглядывал женщину, когда-то получившую столь подходящее ей имя Клыкастая Кость, вспоминал о тех наклонностях, что пробуждались в ней в форме одиночницы, о её голоде, что привёл их к поражению давным-давно.

— Вновь пришёл год моего имени, — проговорил он. — Из всех нас — кто увёл целый клан теблоров дальше по нашему пути, чем я? Ты, Клыкастая Кость? Болотный Лишайник? Длинное Копьё?

Все молчали.

Затем Мёртвый Ясень издал звук, похожий на тихий смех.

— Мы все молчим, как Алый Мох. Дорога откроется. Так обещал наш новый господин. Он обретает силу. Избранник Уруала уже ведёт за собой два десятка убитых душ. Теблорских душ. Вспомните, что Пальк ушёл в поход один. У Карсы — два могучих спутника. Если он умрёт, останутся Байрот или Дэлум.