Сам же Ниррас, напротив, был обласкан правительницей Илирина. Ему, одному из немногих, царица доверяла. Несколько лет назад назначила военачальником и главным советником, а заодно поручила изредка навещать Гиллару с Аззирой, дабы те находились под наблюдением. Однако Лиммена не подозревала, что отправляла его к любовнице и дочери. Не могла она знать и о том, что коварный, а порой и жестокий Ниррас был искренне привязан к Гилларе, которая обладала достаточным умом и дальновидностью, чтобы ценить это.
Сейчас двое путников возвращались из крошечного замка Аззиры на задворках государства. Возвращались тайно, ибо и Гилларе, и ее дочери запрещено было покидать пределы провинций, в которые их сослали.
Всадники устали, зной замучил их, и они решили немного сократить путь, проехав через каменоломни, где трудились полчища рабов во благо Илирина Великого. Медленно проезжали они дорогой, вдоль которой стояли столбы с привязанными к ним за какие-то провинности рабами. Гиллара и Ниррас даже не смотрели в их сторону, пока до их слуха не донесся отчаянный, хриплый не то стон, не то плач:
— Пожалуйста… Я не раб… Помогите! Вы должны…помочь! Я не раб…
— Все они так говорят, а? — хохотнул Ниррас, обращаясь к спутнице.
Гиллара кивнула и уже собралась проехать мимо, однако что-то вдруг привлекло ее в заговорившем человеке, и она придержала коня, пристально вглядевшись в лицо связанного юноши. Затем резво для своих пятидесяти с лишним лет соскочила с лошади и медленно приблизилась к столбу, не отвечая на вопрошающий взгляд Нирраса. Но тот и не стал ее удерживать: раз Гиллару что-то заинтересовало, значит это «что-то» чего-нибудь стоило.
На теле раба, еле-еле прикрытом лохмотьями, красовались многочисленные ссадины и кровоподтеки, светлые волосы слиплись и потемнели от пота и пыли, насекомые тучами роились над ранами, деловито копошились в них и снова улетали. Гиллара брезгливо поморщилась и зажала пальцами нос. Но потом зачем-то приподняла волосы раба и вгляделась в него еще пристальней. Спустя мгновение радостно вскрикнула и, тут же забыв о собственном отвращении, ласково погладила его по голове, приговаривая:
— Конечно, ты не раб, бедный мой мальчик. Все будет хорошо, мы сейчас отвяжем тебя от этого мерзкого столба. Ты, главное, верь мне, я твой друг.
Впрочем, парень в своем состоянии вряд ли способен был ее понять. Женщина уже собиралась перерезать связывающие его веревки, но не успела даже кинжал достать, как ее грубо окликнул грузный чернобородый мужчина.
— Кто такая?! — гаркнул он. — Чего здесь рыщешь?!
Ниррас тут же спрыгнул с коня и подошел к Гилларе, намереваясь защитить любовницу, но та остановила его взглядом и обратилась к надсмотрщику.
— О, глубокоуважаемый господин, — пропела, приветливо улыбаясь, — прости мое самовольство. Но я хотела бы поговорить с тобой.
— Со мной?! Чего тебе, оборванка? Работать не возьму, стариков не держим!
Ниррас, услышав это, побагровел, однако сдержался. Он доверял хитрости Гиллары.
— Уважаемый, — женщина приосанилась, и голос ее прозвучал властно. Надсмотрщик осекся: он умел по интонации отличить аристократов от тех, кто только притворялся таковыми. — Умные люди не судят других по одежде. Сам пойми, дороги нынче неспокойны, благородным людям куда безопаснее путешествовать в одежде бедняков. Однако не о том речь. Скажи мне, ты помнишь, откуда привезли этого раба?
Надсмотрщик фыркнул:
— А чего это я должен помнить?
Гиллара осторожно подошла к мужчине, протянула ему серебряную монету и доверительно шепнула:
— Считай мой вопрос простым любопытством.
Надсмотрщик, повертев серебряник в пальцах, убрал его в кошель и лениво откликнулся:
— Из Отерхейна пригнали. Эти варвары понабрали рабов для какого-то строительства, город они там строили, а потом, как не нужны стали… До сих пор вон еще караваны оттудова приходят.
Гиллара оборвала собеседника на полуслове:
— Я хочу купить его, — она небрежно махнула рукой в сторону связанного юноши и добавила: — Ну и телегу, чтобы его перевезти. Я хорошо заплачу.
— Нам нельзя продавать рабов без приказа хозяев.
— Никто не узнает. Скажи, что мальчик умер. Чего стоит один жалкий раб? А за деньгами я не постою — дам тебе втрое больше против стоимости здорового. Этот же все равно дня через два к праотцам уйдет, если только мы не увезем его. Ты ничего не потеряешь.
Надсмотрщик удивленно помолчал, затем, с подозрением растягивая слова, произнес:
Читать дальше