Елена Лабрус - Элемента.T

И он протянул ему бархатный мешочек. Дэн знал, что в нём.

— Соль Бессмертия, — подтвердил его предположение Франкин. — Там осталось немного, но мне она уже ни к чему, а ты ещё в силах что-то изменить.

— Спасибо! — сказал Дэн и развернулся, чтобы уйти.

— Я был худшим Магистром в истории Ордена, — в спину сказал ему Франкин.

Переболев, перестрадав, изводя себя за свои ошибки и просчёты все эти двадцать с лишним лет, Дэн давно простил его за его слабость и трусость. Не всем дано родиться храбрыми. Не из всех получаются мудрые магистры, несмотря на то, что их тело украшает клеймо.

Каждому своё! Jedem das Seine — было написано на воротах Бухенвальда. Познай самого себя — написано на фронтоне Храма Аполлона. Эти надписи и другие, что веками передавались потомкам как мудрость предков. Эти фразы лишали алисангов их сил и их возможностей. Об этом знали истинные боги, которые придумали их, познав тайну слов. Эти фразы использовали, чтобы бороться с богами их же жрицы. Эти знания достались даже фашистам. Но это всего лишь слова! Они не помогут ничего познать, пока сам не познаешь. И Дэн слишком много отдал, чтобы разучиться осуждать.

— Вы были таким, каким могли, — ответил ему Дэн, оборачиваясь. — И вы были правы, сколько бы мы не пытались изменить прошлое, чтобы не допустить своих прежних ошибок, всегда делаем новые. Невозможно переписать прошлое набело.

— И всё же бороться стоит. Всеми доступными средствами. А я никогда не умел бороться.

— Иногда отступить правильнее. И всегда самое сложное понять стоит ли отступить или нужно бороться. И мне понадобилось двадцать лет, чтобы понять, что я должен бороться. К счастью, у меня такая возможность есть. А у вас её не было.

— Удачи тебе, Дэн!

— Спасибо, Магистр! Она мне действительно понадобится.

— Прошлое безобразно путается, — предупредил его Феликс, садясь за руль чёрного фургона. — Это единственный разлом, что ещё можно открыть. И то только потому, что это бывшая могила Ватэса, а я его родственник.

— А Магистр знает? — спросил Дэн, устраиваясь внутри салона.

— Конечно, — беззаботно ответил парень, заводя двигатель. — Это Ватэс сказал ему, что меня нужно вернуть. Что одной Эммы слишком мало для нашего будущего. Что только вдвоём мы истинная сила.

— А вы сила? — усмехнулся Дэн.

— О, да, мой постаревший друг, — ответил он, когда машина мягко тронулась с места. — И ты тоже – сила!

Дэн только покачал головой в ответ на его высказывание.

— Да, да, не отмахивайся! — горячо возразил ему Феликс. — Если бы я в тебя не верил, то ни за что бы не стал делать это.

И только когда, дребезжа и вибрируя, машина начала делать круги вокруг треугольного камня, Дэн понял, что значили эти его слова. Прошлое больше не желало их впускать. Но Феликс упрямо жал на газ и выворачивал руль, делая ещё один оборот. Металл скрежетал, и слабая крыша вмялась в салон.

— Давай, давай! — уговаривал Феликс, пригнувшись к самому рулю, так мало места ему осталось. — Последний разочек!

И вжавшись всем телом в лежачее сиденье, под натиском сминавшегося железа, Дэн мысленно умолял о том же самом: «Давай, давай!»

В последнюю секунду его выплюнуло в туман. Но скрежет железа так и стоял у него в ушах, сливаясь со скрежетов зубов, которые он сжимал от горечи потери. Феликс открыл для него этот проход, но выбрался ли сам?

— Спасибо, друг! — сказал он, обращаясь в пустоту. — Если ты верил в меня, то я не имею права в себя поверить.

По иронии жестокого провидения его выбросило в прошлое на том самом холме, что стал для него родным. Он критически окинул взглядом заросший облетевшим лесом косогор. Поздняя осень. Сощурился на едва выползавшее из-за горизонта бледное солнце и где-то далеко внизу услышал гудок прибывающего на станцию поезда. Та-так, та-так!

— Пассажирский, — вслух сказал Дэн и побежал вниз, хотя можно было не торопиться. Когда она войдёт, он как раз принесёт её тётке обед.

Он узнал бы этот день пройди хоть сто веков. День, в который они встретились.

— Я люблю тебя! — сказал он.

— И я люблю тебя, — ответила она.

К этому нечего было добавить. Только миллионы тех слов, что они так и не успели сказать друг другу. Но будь у них в запасе тысячи жизней, они бы всё равно не успели. Потому что сколько бы им не было отмеряно, этого всегда будет мало. Так бесконечно, так невыносимо мало. И им хватило этих трёх слов.

Он поцеловал её под молчаливое ожидание присутствующих, последний раз прижал к себе, и, подняв на руки… поставил обратно на пол.