Когда дурман оставил его, Руперт встревожился оттого, что столь сильный состав мог каким-то образом повредить его здоровью. Однако никаких новых проблем не обнаруживалось. Он страдал от недоедания уже в течение нескольких лет, бледная кожа его отливала желтизной, и таковой же она и осталась. Никаких новых симптомов не появилось. Конечно, он всегда отчаянно нуждался в новой порции белого порошка, и после окончания действия наркотика он всегда нуждался в очередной порции. Правда, нужда и потребность с каждым разом становились все более и более острыми... но разве такое удовольствие не стоит некоторых неудобств?
Следующая встреча с торговцем оказалась приятнее первой – более цивилизованной и дружелюбной. Торговец явился прямо в апартаменты Руперта: никаких тебе встреч в темных закоулках, парках или барах. Ничего подобного: звонок консьержа, звонок в дверь, и в комнате его появился приятный джентльмен, которому перевалило чуть за тридцать, назвавшийся Крейном. Они обменялись рукопожатиями, и Крейн любезно попросил у Руперта стакан воды. На самом деле Руперт и не мог угостить гостя чем-либо, кроме стакана воды, поскольку и кухонные шкафчики его, и холодильник по обыкновению были пусты, однако Крейну ничего, кроме воды, и не было нужно.
Руперт передал Крейну пачку банкнот, которые тот даже не потрудился пересчитать, и получил взамен пластиковый мешочек с несколькими унциями белого порошка.
– Попробуй вот это, – предложил Крейн.
Руперт вдохнул прямо из мешочка... и, подняв глаза, увидел, что Крейн прикрывает лицо грубой маской из мешковины.
Но почему он кричит? И почему Крейн заклеивает лентой его рот?
Накатила волна безумной муки, и утонуть, сгореть заживо или быть разорванным на части было бы легче, чем это бесконечное: нет нет нет нет нет нет нет нет...
Когда Руперт умер, Крейн вызвал по мобильнику помощников, чтобы вынести тело.
– Я хочу провести тщательное обследование, – объяснил он кому-то.
Представители так называемой власти сказали бы, что Джонатан Крейн не имеет права производить вскрытие, поскольку его врачебную лицензию отозвали сразу же после того, как стало известно о деятельности этого господина в качестве Путала. Он знал об этом, поскольку соответствующая информация появилась в заметке, опубликованной в «Готэм тайме» и посвященной хаосу в славном городе Готэм-Сити.
К этому времени Крейн уже укрылся в Аркхемском сумасшедшем доме, Он ушел в подполье, и, не имея возможности открыто наблюдать за происходящими за пределами Аркхема событиями, жадно читал газеты и слушал новости. Особенно его интересовала информация об этом безумце в костюме летучей мыши. Но СМИ тоже сообщали о нем немного.
Крейн задумался о том, где бы ему произвести патологоанатомическое исследование трупа Руперта и, в частности, мозга этого никчемного человечишки. Ему потребуется яркий свет и... конечно же много воды. Не испачкав руки, вскрытия не проведешь. Вот если бы он, по-прежнему, обитал в Аркхеме, проблем не было бы никаких. Хотя обитель умалишенных во многом выглядела несколько старомодной, даже в известном роде готической, кто-то и когда-то оборудовал ее первостатейным моргом.
Этот самый морг и был одной из причин, заставивших Крейна укрыться в Аркхеме. Он обнаружил, что здешнее снисходительное отношение к соблюдению глупых этических правил вполне соответствует его собственным воззрениям, в отличие от его предыдущего места работы. Не то, чтобы правил здесь вовсе не соблюдали, однако они предназначались здесь для тех, кто обладал ограниченным интеллектом и потому нуждался в нормах морали, – в отличие от Джонатана Крейна, которому с малых лет было известно, что интеллект его каким-каким, а ограниченным не назовешь. Он считал себя гением. Гением и визионером. И тот, кто мешал ему, становился на пути прогресса всего человечества.
Те живые ископаемые, с которыми ему приходилось сталкиваться на ранних этапах карьеры, были слишком тупыми, слишком привыкшими к рутине, чтобы понять те блага, которыми труды Крейна должны были одарить презренное стадо, именуемое человечеством. Конечно, никто и не смел усомниться в блеске его интеллекта. В конце концов, он получил свою докторскую степень по психологии в немыслимо юном возрасте, всего в двадцать один год, защитив диссертацию об этиологии рефлекса страха в высших млекопитающих, включая хомо сапиенс. Аттестационная комиссия нашла его работу «блестящей», «подрывающей основы», «столь же важной в своем роде, как и труды Фрейда». И Джонатан Крейн, теперь уже в качестве доктора Джонатана Крейна был принят в Готэмский университет, тот самый, который наделил его научной степенью, на факультет психологии, где многие сулили ему долгую и выдающуюся карьеру. Многие, но не все. У него водилась привычка раздражать коллег по большей части открытым – пренебрежением к их достижениям, устремлениям, а иногда и к внешности. Своих студентов он обыкновенно именовал «тупыми козлами». Однако Крейн был профессором, а кто и когда видел профессора без странностей? Какое-то время скверные манеры доктора Крейна только усиливали его популярность, ибо у него было обаяние, сотканное из интеллекта, молодости и конечно же личной красоты. Он был столь же красив, сколь и умен, знал об этом и давал всем понять, что знает.
Читать дальше