Грэхем МакНилл: Магнус Красный: Повелитель Просперо

Одна из пьес, написанных знаменитым драматургом Альбии. Вокруг примарха кружился прах грандиозных шедевров архитектуры, математики и естественных наук, но очередная утрата потрясла его. Если любые технологии можно открыть заново, то уникальные художественные произведения гибнут необратимо.

Опустившись на одно колено, Магнус погрузил руку в пыль, и через него заструилась энергия Великого Океана. Из чертогов своей памяти примарх вызвал образы трудов древнего мастера слова. Над прахом взмыли мерцающие золотые искры, похожие на светлячков; обвились вокруг Циклопа, выстроились двойной спиралью и погрузились в клочок бумаги.

Страница восстановилась, как будто процесс ее горения обратился вспять. Видя, как пятнышки света продолжают стремительно объединяться, заново создавая пергаментный том, Магнус счастливо улыбнулся. Закрыв глаз, он выдохнул — хотя это был не совсем выдох, — ощутив ту же самую радость, которую испытал таинственный создатель пьесы, когда впервые дал жизнь этим словам.

Вес книги в руке примарха больше не увеличивался, и Циклоп открыл глаз. Манускрипт был завершен, слова поблескивали на странице, как будто чернила еще не успели высохнуть.

— Ты собираешься вот так вернуть все утраченное?

— Если понадобится, — ответил Магнус.

— Ничего не выйдет.

— Откуда тебе знать?

— Я знаю то, что знаешь ты, — произнес невидимый собеседник, — а ты знаешь, что ничего не выйдет. Но все равно попытаешься.

Примарх выпрямился во весь рост и обернулся, сплетая из воспоминаний доспехи, бывшие на нем в последний день Просперо: полированные золотые латы, изогнутые рога, птеруги [40] Птеруги — полосы из отвержденной кожи, часть доспехов, неразъемно присоединенная к нижнему краю панциря древнегреческого воина. из вываренной кожи и бронзовый венец, что охватил буйную гриву алых волос.

Перед ним стоял некто в черной рясе — судя по силуэту, легионер. Ладони он держал сцепленными у пояса, на среднем пальце его правой руки поблескивало золотое кольцо Крестоносца. Из-за резких, но привлекательных черт и длинных черных волос, зачесанных назад и туго стянутых на скошенном затылке, он чем-то походил на ястреба.

— Я целую эпоху не думал о человеке с этим лицом, — сказал Магнус, положив руку на красную кожаную обложку книги, носящей его имя.

— Обманывая меня, ты лжешь себе, — заметил воин. — Повторяю, я знаю то же, что и ты.

— Хорошо, — согласился примарх. — Скажем так: я старался не думать о нем.

Легионер обошел Магнуса по кругу, словно изучая, как старого знакомого после долгой разлуки. Нелепая мысль, но отчасти верная.

— Он помнит, как впервые увидел тебя вот так, — заметил некто. — Он был при смерти и думал, что ты — дух, явившийся увести его вовне.

— Я не забыл тот день, — отозвался примарх. — Удивительно, что не забыл и он.

Воин развел руками и широко улыбнулся.

— Возможно, я запомнил, как ты вспоминал его, или же прочел о нем в твоем огромном гримуаре. В любом случае, тогда он был не в себе, как и большинство из вас. Но ты подлатал их, верно? Так же, как подлатал нас.

— Я старался. — Магнус направился дальше в развалины пирамиды. — Я упорно пытался спасти всех моих сыновей.

— Да, знаю. — Легионер последовал за ним. — Но твое лекарство оказалось хуже болезни.

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — огрызнулся примарх, спускаясь по спирали к широкой воронке от снаряда, усыпанной острыми, как бритва, осколками стекла. — Как еще я мог поступить?

— Позволить им умереть.

— Ни за что. Они были моими сыновьями!

— Но кто они теперь? — спросил некто, вступая в воронку. — И чем они станут? Загляни в Великий Океан, Магнус. Прочти будущее по его волнам и честно скажи мне, гордишься ли тем, что они сотворят в грядущие века.

— Нет! — гневно воскликнул примарх, забыв о сожалении и стыде.

Он споткнулся, в воронке хрустнуло стекло. На Циклопа осуждающе воззрились десять тысяч безмолвных отражений.

Все они были разными — уникальными гранями личности Магнуса. Примарх не решался смотреть на них.

— Будущее не предопределено, — сказал он. — Хорус на Давине поверил в иное и угодил в западню. Я не повторю его ошибок.

— Да, ты наделаешь своих. — Легионер постучал себя пальцем по лбу, и Магнус невольно взглянул на его золотое кольцо.

Узор на вещице был неразборчивым, однако примарх отлично знал, что там вырезано, и понимал, в чем виноват перед ее обладателем.

— Ты наделаешь худших ошибок, поскольку веришь, что способен исправить все, — продолжал воин. — Всемогущий Магнус может спасти каждого, ведь он умнее всех! Ему известно то, что не ведомо никому!