Дрин уставился на них и на созданные им разрушения, шокированный силой своих собственных эмоций. Затем он выругался про себя.
За зеркало можно было получить кругленькую сумму, всучив его какому-нибудь владетельному лорду. Теперь это был хлам.
Он фыркнул. В конце концов, не будет больше напоминать об его возрасте – и его потерях. Упав обратно в кресло, он дотянулся да клавиши коммуникатора.
Через мгновение его слуга просунул голову в комнату. Его взгляд притянуло сверкание разбитого зеркального стекла, – затем – кубок, и, наконец, темное пятно, медленно стекающее вниз по стене. Бросив взгляд на зверей, он посмотрел на их общего хозяина.
– Все в порядке, владетель?
– Очевидно, нет. Зеркало упало и разбилось. Проследи, чтобы эту чертову штуку убрали отсюда.
Слуга поклонился и подался назад.
– Да, владетель.
Солнце припекало его голую спину. Приподняв голову с предплечья, на котором она покоилась, он взглянул поверх него на женщину, лежащую рядом на пляжном коврике.
Ее глаза цвета океана были открыты. Она смотрела на него, – вероятно, уже в течение некоторого времени. И улыбалась.
Впрочем, это была не новость. Она вообще часто улыбалась.
Как, если подумать, и он.
– Можешь не говорить, – сказала она, – У тебя спина сгорела.
Он кивнул.
– Как, можешь ее притушить этим лосьоном?
Встав на колени с небрежной грацией, Вайнэ дотянулась до коричневого пластикового флакона с солнцезащитным бальзамом. Свет раннего вечера ласкал ее волосы, вспыхнув бледно-золотыми бликами, когда она перекинула их за крепкое коричневое плечо.
– Знаешь, – сказала она, наливая лосьон в подставленную ладонь, – Тебе не надо бы сгорать.
– Правда? – спросил он, – Я думал, наши друзья имели в виду полную
программу. – Ветер бросил горсть песка на одеяло, он смахнул его.
– Это так, – ответила она. – Но только если она не причиняет
дискомфорта. – Закрыв крышку флакона большим пальцем, она
позволила лосьону стечь с ее руки ему на спину.
Это было как ледяная вода, то есть великолепно. Он вздохнул.
– В любом случае, – сказала ему Вайнэ, – Я вас раскрыла, Кристофер
Пайк. Вы сгораете на солнце просто для того, чтобы я потом втирала вам эту штуку в спину.
Он усмехнулся.
– Интересная теория.
В то время как Вайнэ втирала бальзам в его кожу тонкими, ловкими пальцами, Пайк созерцал пляжный домик на фоне лазурного неба и довольно некрасивых столбов. Эти столбы, как объяснила ему Вайнэ, служили защитой от штормовых волн, – во всяком случае, так ей говорила тетя, когда она бывала здесь в детстве.
Было забавно, что он перестал пытаться найти изъяны в иллюзиях Хранителя – перестал копаться в благоприятном стечении обстоятельств, которое привело его на Талос IV, единственное место во Вселенной, где он мог найти счастье.
Где- то, в другой реальности, он был покореженным обломком, –бывшим капитаном звездолета, зависящим от машины, которая работала за все его недееспособные органы. И Вайнэ, выжившая в аварийной посадке, была не в лучшей форме. Но в этой реальности, в мире по их собственному выбору, они были молоды и полны жизни. У них было все, чего двое могут только желать.
– Честно говоря, – сказала она, – не то чтобы в этом трюке с массажем
есть какая-то особенная необходимость. – Внезапно, ее лицо прижалось к его лицу. От нее исходил аромат, похожий на запах цветка, который они нашли как-то в дюнах – сладкий, свежий и очень живой. – Все, что тебе надо сделать, – прошептала Вайнэ, – это попросить.
Перекатившись на спину, забыв о жаре в спине, Пайк привлек ее к себе. Пробежав пальцами по ее волосам, он поцеловал ее.
Может быть, это и не был реальный поцелуй, но он был очень похож на настоящий. И это было уже хорошо.
Черт, это было лучше, чем просто хорошо.
Маккой нахмурился, придав этим бoльшую выразительность озабоченности, написанной на его лице. Он взглянул на капитана, голубые глаза его были полны пафоса.
– Он мертв, Джим.
Первым поползновением Кирка было рассмеяться. Но, взглянув доктору в лицо, он передумал.
– Боунз, – сказал он, понизив голос, так, чтобы никто в комнате отдыха
не мог слышать его, – это же просто растение марэ-марэ. Вряд ли кто предполагал, что оно будет жить вечно.
Конечно, бальфазианское домашнее растение, которое Маккой называл Лулу, видело лучшие дни. Его листья, обычно ярко-красные, теперь побледнели, сморщились и стали ломкими.
Читать дальше