Энн Маккефри: Мастер-арфист

Тетя и дядя Мерелан тепло приняли Петирона. Они заменили девоч ке родителей после того, как ее отец и мать погибли во время неистовой осенней бури, одной из тех, что часто налетали на западное побережье. А Петирон был изумлен, обнаружив, сколько в этом холде хороших голосов — действительно хороших, хотя и не поставленных.

— Ни один не поставлен — а мелодию ведут отлично, — сказал Петирон жене после первого вечера в холде. — Которая, ты говоришь, из твоих тетушек преподала тебе основы музыки?

— Сегойна, — с улыбкой ответила Мерелан. Изумление Петирона позабавило ее.

— То контральто?

Мерелан кивнула.

Петирон с уважением присвистнул.

— Это она настояла, чтобы меня отправили в цех арфистов, — застенчиво сказала Мерелан. — Она и сама должна была поехать туда, но к тому времени полюбила Дугалла и не захотела расставаться с ним.

— И такой великолепный голос попусту пропал в холде… — Петирон презрительно повел рукой, указывая на раскинувшиеся вокруг дома из красного камня.

— Талант Сегойны вовсе не пропал! — холодно возразила Мерелан.

— Я не имел в виду ничего подобного, Мер, и ты сама это знаешь, — поспешно исправился Петирон. Он успел заметить, что Мерелан и ее родственников связывают искренняя любовь и уважение. — Но она могла бы стать мастером голоса…

— Не все считают это таким важным, как мы, Петирон, — отозвалась Мерелан мягко, но решительно, и Петирон понял: всякие попытки объясниться лишь обидят ее.

«На самом деле, — невесело подумала Мерелан, вспомнив лесных жителей, — далеко не все жители Перна хорошего мнения об арфистах».

Когда они обосновались в холде Пири, в душе у Петирона вновь проснулось былое предубеждение против нового назначения. Их жилище состояло всего из трех комнат. Ребенка пришлось укладывать спать вместе с родителями — причем их единственная кровать занимала почти всю комнату; еще, правда, имелись шкафчики, вырубленные прямо в скале. Вторая комната, где располагался очаг, была побольше и предназначалась для всяческих хозяйственных хлопот, включая приготовление пищи. Третья — по чести, просто чуланчик — служила туалетом и умывальней. Правда, Мерелан весело сообщила, что здесь все предпочитают купаться в море. Петирон подозрительно посмотрел на длинную лестницу, ведущую к песчаной дуге пляжа, где были пришвартованы несколько рыбацких шлюпов…

Вскоре Петирон обнаружил, что местные жители привыкли заниматься делами не в помещении, а под открытым небом — либо в просторном внутреннем дворике, где были оборудованы разнообразные мастерские, либо в тени навеса, увитого виноградными лозами, столь огромного, что под ним могли бы поместиться все обитатели холда, и еще осталось бы место. Там было даже два отгороженных загончика: один для ребятишек, только начавших ходить, и второй для детей постарше. В этих загончиках имелся небольшой бассейн, чтобы малыши могли плескаться, песок, в котором они возились, и изрядное количество игрушек. Вот и сейчас Робинтон, еще не очень уверенно ковыляя, тащил куда-то мягкую игрушку.

— С чем это он там играет — ведь не с драконом же, я надеюсь? — спросил Петирон у жены. На Перне никогда не делали игрушек в виде драконов; это было бы форменным святотатством.

— Нет, конечно. Глупость какая. Это всего лишь огненная ящерица, — Мерелан успокаивающе улыбнулась изумленному супругу.

— Огненные ящерицы? Но они же вымерли невесть когда!

— Не все. Мой отец как-то видел файра, и дядя Патри сказал, что встретил одного в прошлом году.

— А он точно уверен, что это была именно огненная ящерица? — переспросил Петирон. Его прагматичная натура требовала хоть каких-то доказательств.

— Точно. А мы находили обломки скорлупы. Так что огненные ящерицы и вправду существуют, хоть и нечасто попадаются людям на глаза.

— Ну, если вы находили скорлупу, то конечно… — успокоился Петирон.

Мерелан отвернулась, стараясь скрыть улыбку. Она прекрасно понимала, что Петирон думает о холде Пири, но не имела ни малейшего желания спорить с ним и развеивать его заблуждения. Петирон, в общем-то, был человеком справедливым. Он и сам разберется, что к чему. Может, ему даже понравится здесь, вдали от суматохи и постоянной атмосферы состязания, царящей в Доме арфистов. Мерелан было очень приятно слышать, как Петирон благодарил Сева Риткампа, Далму и прочих торговцев. Он сказал тогда, что многому научился за время пути и что их музыкальные вечера доставляли ему истинное наслаждение. Мерелан чувствовала, что он говорил совершенно искренне. По дороге Петирон все-таки освоил верховую езду, и Мерелан знала, что сможет уговорить его проехаться на скакуне по окрестным холдам, где жили ее братья и сестры. Особенно если удастся оставить Робинтона в холде Пири, чтобы его присутствие не раздражало Петирона. С этим, наверно, особых сложностей не возникнет — она уже отняла малыша от груди, а Сегойна с удовольствием с ним понянчится. Если бы только Петирон научился любить сына — и ради собственного блага, и ради блага Робинтона — и перестал видеть в нем соперника, похищающего ее внимание!