Джон Холм - Король и Император

Но это должно происходить в темноте! У испытуемого должна быть лишь крошечная свеча, символ тайного знания, он не должен ничего видеть до тех пор, пока у груди его не окажется меч! Все это имело чисто ритуальное значение, поскольку каждый кандидат, готов ли он был к испытанию или нет, заранее знал и вопрос, и ответ на него. Но все-таки не полагалось видеть спрашивающего с мечом до тех пор, пока не столкнешься с ним лицом к лицу.

В ярком свете пылающих мумий Шеф прекрасно мог разглядеть стоящего наверху человека, острый меч в его руке, а также то, что человек не собирался пустить оружие в ход. Позади этого человеке в обращенном к Шефу полукруге сидело еще около дюжины людей в серых капюшонах. Они тоже должны были оставаться невидимы до тех пор, пока не заговорят. Сообразив, что их стало видно раньше времени, люди в капюшонах стали переглядываться, ерзать, суетливо перешептываться. Встречающему и судьям поднимающийся из Преисподней Шеф с каждым шагом казался все больше и больше, его тень угрожающе росла перед ним, словно убитые из зала испытаний прислали своего мстителя. Золотой венец на голове Шефа и золотые браслеты на его бицепсах отсвечивали в красном зареве и метали гневные отблески на стены.

– Зачем ты это сделал? – прошипел встречающий. – Я думал… – Испытание уже пошло неправильно. Он вытянул меч вперед и обнаружил, что человек, который много сильней, чем он, держит его за руку.

– Попробуй еще раз, – сказал Шеф.

– Как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей?

«Вопрос из моего сна», – подумал Шеф. Тогда он не знал ответа. Но он только что подвергся испытанию и выдержал его. Ответ должен быть как-то связан с самими испытаниями. Что-нибудь христианское или, по меньшей мере, наполовину христианское. Как бы ответил отец Андреас? Раздумчиво, на том же арабском языке, на каком к нему обратились, самом распространенном языке пограничья, Шеф ответил:

– Отбросить страх. И похоть. И страх смерти. И выйти из могилы.

– Это не ответ! Слова неточные!

– Но достаточно близкие, – ответил Шеф. Схваченное им запястье было тонким, запястье охотника или пастуха, а то и священника, но не пахаря. Резким движением натренированных в кузнице рук Шеф выкрутил запястье назад, услышал крик боли и звон упавшего на каменный пол меча. Он отпустил руку встречающего, подошел к мечу и поднял его. Слегка изогнутый, лезвие заточено с одного края, острие тонкое как иголка. Оружие для удара в спину. С мечом в руке Шеф подошел к полукругу сидящих людей в капюшонах и встал, грозно глядя на них сверху вниз.

– Зачем ты… зачем ты сжег их?

– Потому что они были людьми. Как вы и я. Я не против того, чтобы убивать людей, но я не хочу, чтобы над ними издевались после смерти. На Севере мертвых принято не только хоронить, но и сжигать. А теперь вот что. Вы заставили меня прийти сюда, похитив мою женщину. Вы подвергли меня испытанию, и я его выдержал. Вы должны были что-то сказать мне. Говорите. Полагаю, что есть более легкий путь наружу, чем тот, которым пришел я. Говорите свою речь и давайте разойдемся по домам. И ради всех богов, зажгите еще свечей! Мне совсем не хочется разговаривать в темноте или при свете погребального костра.

Глава совершенных колебался, видя, что инициатива от него ускользнула. Однако это, может быть, и к лучшему. Во всяком случае, ясно, что этот испытуемый, этот король – человек незаурядный. Может быть, очень может быть, что это и есть тот, кого они искали. Чтобы хоть чуть-чуть выиграть время, глава совершенных откинул капюшон, мановением руки приказал, чтобы из потайных ниш достали лампы и зажгли их.

– Что это висит у тебя на шее? – спросил он.

– Это лесенка, мне говорили, что вы называете ее graduale . Сказал мне это сам император Римский. Много лет назад и за много миль отсюда. Сидя на зеленом холме около городской стены.

Perfectus нервно облизал губы. Он уже потерял инициативу в разговоре.

– Это Святой Грааль, – подчеркнул он, – мы на своем языке называем его Seint Graal . Но прежде чем я объясню тебе, что это такое, поклянись, что никому не расскажешь об услышанном в этом зале. Ты должен поклясться, что станешь одним из нас. Ведь если сказанное здесь дойдет до чужих ушей, это принесет… – он сделал паузу, – смерть христианству. Ты должен поклясться, что будешь молчать! Чем ты поклянешься?

Шеф на мгновение задумался. По-видимому, эти люди не вполне себе представляют, как с ним обращаться. Смерть христианства – что ему до нее? Им следовало бы знать об этом. Однако он не верил в возможность давать ложные клятвы. Так можно накликать беду.