Аарон Дембски-Боуден - Ловец душ

Внезапно раздался лязг открывающейся двери и визг ржавых петель. Луч света, желтого и тусклого, рассек скопившийся в комнате мрак. Эвридика отпрянула, щуря ослепленные светом глаза и пытаясь рассмотреть его источник.

Фонарь. Фонарь в чьей-то руке.

— Проснись и пой! — выдал хозяин лампы.

Он вступил в комнату — Эвридика могла пока разглядеть лишь неясный силуэт — и, кажется, что-то подкручивал в своем фонаре. На секунду все вновь погрузилось во мрак.

— Хаос побери эту рухлядь, — проворчал человек.

Эвридика не знала, что делать. Ее так и подмывало накинуться на пришельца, сбить его с ног и смыться. И ей бы это удалось, точно удалось, если бы голова не кружилась так сильно. Когда девушка снова смогла видеть — пусть какое-то мгновение, — она поняла, как ее тошнит. Просто выворачивает. Эвридика сомневалась, что сможет хотя бы встать.

Освещение восстановилось, когда человек переключил фонарь с центрованного луча на общий режим. Все такой же тусклый, конус света упал на потолок и наполнил камеру мягким сиянием, похожим на огоньки свечей.

Вернувшееся зрение вызвало новый приступ тошноты, и Эвридику вырвало остатками последней трапезы, случившейся еще на борту «Звездной девы». Обед готовил Торк. Девушка перевела дыхание и выдавила:

— Трон… его стряпня и без того была гадкой…

Звук собственного голоса неприятно ее поразил — такой же глухой и слабый, как свет фонаря. Этот Астартес, Талос… он чуть ее не задушил. От одного воспоминания кровь стыла в жилах. Глаза, впившиеся в ее лицо, багрово-алые, бездушные и бесчеловечные…

— Не произноси это слово, — мягко сказал пришедший.

Она обернулась к нему, вытирая рот рукавом и смаргивая слезы напряжения. На вид мужчине было лет тридцать — тридцать пять. Взлохмаченные волосы пепельными прядями рассыпались у него по плечам, а соломенного цвета щетина показывала, что он уже несколько дней не брался за бритву. Даже сейчас, когда зрачки пришельца расширились в темноте, его глаза отливали нефритовой зеленью. Он был бы красив, не будь похитителем людей и сукиным сыном.

— Какое слово? — спросила она, ощупывая ноющую шею.

— То самое слово. Не упоминай имперские проклятия и клятвы на этом корабле. Ты рискуешь оскорбить полубогов.

Эвридика не смогла распознать его акцент, но речь незнакомца звучала непривычно. Вдобавок он очень осторожно подбирал слова, тщательно составляя фразы.

— А какое мне до этого дело?

Она сумела вложить в вопрос достаточно дерзости, чтобы гордиться собой. Не позволяй им увидеть твой страх. Покажи зубы, детка.

Человек снова заговорил. Его голос казался особенно мягким по сравнению с ее вызывающим тоном.

— Потому что и в лучшие времена они не отличаются терпением, — ответил незнакомец. — Если ты их разозлишь, они тебя убьют.

— Голова болит, — пожаловалась Эвридика, вцепившись в край койки.

Горло перехватило, рот наполнился слюной. Трон, сейчас ее снова стошнит.

Так и случилось. Незнакомец сделал шаг назад, избегая пятна рвоты.

— У меня голова раскалывается! — мрачно сообщила Эвридика, сплевывая последние остатки Торковой стряпни.

— Последствия операции. Мои хозяева не хотели, чтобы ты убила меня, когда проснешься.

Эвридика снова ощупала металлическую пластину, охватывающую лоб и ослепляющую третий глаз. Паника, которую, по ее мнению, девушка так ловко скрывала, вырвалась из-под контроля и напомнила, что есть гораздо большие неприятности. С трудом разобравшись с кашей, творящейся в голове, Эвридика озвучила первый из тысячи неотложных вопросов:

— Почему я здесь?

Незнакомец ответил теплой и чистосердечной улыбкой, которую Эвридика с удовольствием стерла бы с его смазливой физиономии ударом кулака.

— Что, демоны тебя побери, здесь смешного? — рявкнула она.

— Ничего.

Улыбка пропала, но в глазах его остались веселые искорки.

— Извини. Мне говорили, что это первое, о чем спрашивает любой человек, попавший на борт. Это было первое, о чем спросил я.

— По-твоему, это смешно?

— Нет. Просто я только что сообразил, что с твоим появлением я уже не самый новый на службе у наших хозяев.

— Как долго я была в отключке?

— Восемь стандартных часов.

Септимус посчитал с точностью до минуты, но сомневался, что ее интересуют такие детали.

— И тебя зовут?..

— Септимус. Я слуга лорда Талоса. Его оружейник и вассал.

Он начал ее раздражать.

— Ты странно говоришь. Медленно, как дебил.