Йен Макдональд - Дорога Отчаяния

— Помочь тебе? Тебе? Ты — орфь, служительница Благословенной Госпожи! Это ты должна помочь мне! Так же, как и ты, я брошен здесь, и если не придет помощь, моя кончина последует вскоре за твоей. Я оставлен здесь капризной судьбой, средство транспорта покинуло меня.

— У тебя есть ноги.

— Ты, без сомнения, шутишь.

— Человек, не беспокой меня своими мелкими проблемами. Я не в силах помочь тебе. Я не могу перенести тебя отсюда куда‑то еще; я не могу перенести даже самое себя. Оба мы останемся здесь, в созданном мной месте. Конечно, твое присутствие здесь не было запланировано, официально — менее всего; Пятисотлетний план не допускает заселения данной микроэкосистемы в течение еще шести лет, но ты можешь остаться и дождаться поезда, который увезет тебя отсюда.

— И как скоро это произойдет?

— Через двадцать восемь месяцев.

— Двадцать восемь месяцев?

— Мне жаль, но таков прогноз, содержащийся в Пятисотлетнем плане. Экологическая система, которую я готовила, безусловно, сделана наспех, но она поддержит тебя, а после моей смерти ты получишь доступ ко всему оборудованию, содержащемуся в моем нутре. Итак, если ты закончил досаждать мне своими жалобами, могу я наконец заняться собой?

— Но ты должна вытащить меня отсюда! Это не мое предназначение — быть… кем уж ты там предлагаешь мне сделаться…

— Смотрителем систем связи.

— Смотрителем систем связи. Я должен привести в движение великие события — где‑то, когда‑то!

— Какова бы ни была твоя доля, с сего момента она связана с этим местом. А теперь будь так любезен, избавь меня от необходимости выслушивать твое нытье и позволь умереть хоть с небольшим, но достоинством.

— Умереть? Умереть? Как может машина, экоинженерный модуль РОТЭК — умереть?

— Я отвечу на последний вопрос; больше ты ответов не получишь. Жизнь орф продолжительна, мне самой почти семь сотен лет, но мы так же смертны, как и вы, люди. А теперь оставь меня в покое и препоручи мою душу попечению Госпожи Тарсиса.

Всепроникающее гудение внезапно прекратилось. Доктор Алимантандо задержал дыхание и не дышал до тех пор, пока это было возможно, но орфь покоилась на красном песке, не меняясь и не производя никаких действий. В почтительной тишине доктор Алимантандо исследовал маленькое рукотворное царство, завещанное ему орфью. Он обнаружил довольно пристойные пещеры, пронизывающие выход породы, на котором стояла микроволновая релейная башня; их доктор Алимантандо назначил своим жилищем. Его скудное имущество казалось еще более убогим в больших куполообразных гротах. Он раскатал спальный мешок, чтобы тот проветрился, и отправился на поиски ужина.

Пала тьма. Первые драгоценные камни лунокольца засияли в небесах. Там, в вышине, вращались и сталкивались бесчувственные орфи, навсегда пойманные в вечном падении. Схваченная гравитацией и почвой, их умирающая сестра отбрасывала на пески огромную багряную тень. Доктор Алимантандо безо всякого удовольствия съел свой ужин и отправился спать. В два часа две минуты его разбудил оглушительный голос.

— Чтоб тебе провалиться, РОТЭК! — вопиял этот голос. Доктор Алимантандо поспешил через черные как смоль пещеры, чтобы узнать, что происходит. Ночной воздух гудел от выделяемой энергии, лучи прожекторов полосовали темноту, секции мощного тела орфи разворачивались и складывались, открывались и закрывались. Орфь почуяла присутствие доктора Алимантандо, трясущегося от холода в своей ночной рубашке, и пронзила его лучами прожекторов, будто святого мученика — копьями.

— Помоги мне, человек! Умирание не такой простой процесс, как я полагала.

— Это потому, что ты машина, а не человек, — закричал доктор Алимантандо, прикрывая глаза от ослепительного света прожектора. — Люди умирают безо всякого труда.

— Почему нельзя умереть, если ты этого хочешь? Помоги мне, человек, помоги мне. Спустись сюда и я покажу, как ты можешь проявить ко мне милосердие, ибо и этот холуйский дебилизм и эта механическая невоздержанность — невыносимы! Иди ко мне, человек. Помоги мне!

И вот так доктор Алимантандо босиком кое‑как пробрался вниз по тому же разлому, по которому взбирался утром. Теперь он сообразил, что проплыл над засыпанной песком машиной, даже не подозревая о ней. Странно, странно. Поспешно он пересек все еще горячий песок, отделяющий его от лика гудящего чудища. На гладком металле возникло темное пятно размером приблизительно с монету в двадцать сентаво.