Анастасия Полярная: Обдириха

– Умный он у меня парень, – негромко сказала Александра Фёдоровна. – Вот придём, Федя музей тебе свой покажет.

– Что за музей? – удивился Костя.

– А вот увидишь, – улыбнулась женщина. – У него есть музей свой. – Да, опасные эти северные реки, – продолжала она. – Вот и наша река тоже непредсказуема. Её надо хорошо знать. Так и Андрюшка, приехал на каникулы, искупаться пошёл… И всё – потонул малый. А пловец был – хоть куда! Так-таки. Переоценил он себя, силы свои не рассчитал.

– А другая могила? – спросил погрустневший Костя.

– А другая могила… – в тон ему и как бы нараспев отвечала Александра Фёдоровна. – Случай такой был здесь, лет семь назад уже. Приехала как-то сюда семья: муж – узбек, она – русская, и дочь у них была малолетняя. И так им тут у нас понравилось, что решили остаться.

– То есть как? Совсем? – удивился Костя.

– Не они одни. Вот Алексей Алин из Москвы. Тоже с семьёй приехал, им понравилось, поразила их своей красотой наша Веркола, зачаровала. И остались. Сейчас он наш сельсовет возглавляет. Дети учатся в городе. И никто из них не жалеет нисколько. Так вот, и те тоже. Они верующие. Поселились при монастыре. Жена его, ты её видел, помогает в трапезной – высокая женщина, вся седая, в чёрном.

– Ну да, ну да. Кормила меня, подавала, – вспомнил Костя накрывавшую на стол строгую женщину, которую все называли матушкой.

– Вот жили они. Он там по хозяйству задействован был. Она на кухне, в прачечной. При монастыре все. И однажды девочка, их дочь, забежала, не спросясь, в какую-то келью, дверь была приоткрыта. Зашла и… Не знаю, что уж там случилось, что она там увидела; то ли почудилось что-то ей, то ли что, – только плохо внезапно ей сделалось. Она упала и потеряла сознание. Послали за местным фельдшером, да только та развела руками… Алексей суетился Алин-то, добился – вертолёт из города вызвали. Но без толку… Не спасли. Умерла. А отчего – неведомо. Так врачи и не поняли. Не назвали причину. То ли бесы скопились в той келье, то ли что… Забрал Господь дитя – десяти лет от роду. Для матери – трагедия. Единственная дочь! А отец – вообще убивался, убивался, запил… Ушёл потом вскоре куда-то из монастыря. «Не могу, – говорил, – тяжело мне здесь». И уехал.

Александра Фёдоровна замолчала. Тем временем они подошли к переправе. Монах Георгий, здоровенный бородатый мужчина лет тридцати пяти, с усилием запускал лодочный мотор.

– Откуда такое странное название – Веркола? – прервав молчание, поинтересовался Костя.

– А это всё тебе Федя расскажет, – хитро улыбнулась женщина.

– Александра Фёдоровна, можно я ещё на день, точнее, на день – ночь останусь? – попросил Костя.

Ничуть не удивившись, она кивнула головой.

Дни побежали яркой радужной вереницей. Хотя Костя и предполагал задержаться всего лишь на пару дней, но не отпустила Веркола его так скоро. Пребывание в Верколе стало восприниматься им как само собой разумеющееся: здесь он чувствовал внутреннее родство с окружающим миром, людьми, природой, с торжественно-печальными монастырскими звонами… Костя просыпался от ярких, врывающихся в дом лучей утреннего солнца, вставал, бежал на реку; затем после краткой молитвы все садились завтракать, после чего он уходил бродить по округе, поднимался на угор, спускался по «Абрамовской меже», красной от глины косой дорожке, вниз к реке, представляя при этом, как по ней же ходил Фёдор Абрамов; рыбачил, купался; нередко брал с собой небольшой дорожный этюдник и делал наброски.

Однажды на этюдах он познакомился с заезжей московской художницей, Юлией, девушкой видной и серьёзной, которая одолжила ему средство от комаров.

…Много-много интересного узнал Костя в Верколе. Федя, действительно державший собственный музей на повети – хозяйственной неотапливаемой половине дома, деловито представил ему свою экспозицию. Им была воссоздана модель крестьянской избы прошлого века с собранной в ней старинной утварью. Предметы быта и домашнего обихода – медный рукомойник и самовары, братина [6]и ендова [7], детская зыбка [8], корыто с лучиной и песком, разной формы и размеров ступы, всевозможные глиняные горшки, чугунки и кувшины, различные туеса [9]и бочонки для браги, берестяные короба, кузова и даже старое кремниевое ружьё – населяли оборудованную под крестьянскую избу поветь, размещаясь в соответствующих каждой вещи местах.

Для своего возраста Федя обнаруживал весьма широкую эрудицию, говорившую о его природном уме и начитанности.