Павел Мусин - Оазис

– Не очень-то ты похож на неумелого вояку, впрочем, как и на торговца шёлком, – заметил Верей.

– Внешность обманчива.

– Как ты остался в живых?

– Не знаю. Сухожилия под правым коленом перерезаны. Я обездвижен и уже вряд ли смогу ходить. Может, поэтому меня не стали убивать, а просто оставили умирать под палящим солнцем, будь трижды прокляты его лучи! Я не смог даже влезть на верблюда, и мне пришлось просто пристрелить его, чтобы попытаться утолить голод и жажду. Сам Бог направил вас ко мне. Вы довезёте меня до места, куда вы идёте. Я оплачу ваши издержки.

Последние слова он сказал властным голосом, как бы не терпящим возражений. И по уверенному взгляду его глаз было видно, что он не предполагал отказа.

Верей молчал, по всему было видно, что незнакомец ему не нравился, вместе с тем сострадание требовало помочь ему. Но не слишком ли много сострадания он проявляет в последнее время? Ведь, взяв ещё одного калеку, его люди должны будут, хоть и меняя друг друга, идти пешком. Кстати, как там старик? Он начал искать его глазами и с удивлением обнаружил его стоящим недалеко от себя.

Глаза его были широко открыты и смотрели в сторону раненого, как будто могли его разглядеть, а губы что-то шептали. Верей подошёл к нему:

– Ты что, старик, прозрел? Что с тобой?

– Скажи, есть ли у него шрам? Есть ли у него на лице большой шрам?

– Да, есть, – ответил Верей. – Ты его знаешь?

Губы старика сжались, а лицо исказилось каким-то выражением боли и злости, вместе взятыми. Верей, часто останавливавшийся на ночлег у старика и не раз слышавший его историю, сразу всё понял:

– Это он, старик, ты не путаешь?

– Этот голос я не забуду никогда, хоть и слышал его лишь несколько раз, – твёрдо ответил старик.

Верей снова повернулся к незнакомцу и повнимательнее присмотрелся к нему. Да, одет тот был не по-разбойничьи хорошо, но всё же не как торговец: его облачение было походным, но больше годилось для путешествия военного, нежели спокойного и комфортного. На нём не было халата с обилием больших накладных и внутренних, потайных карманов, неизменного атрибута торговцев, – только длинная свободная рубаха из превосходного белого шёлка и удобные узкие штаны. А отстёгнутый и лежащий рядом ремень с двумя пустыми кобурами и ножнами только подтверждали его удалённость от торгового ремесла.

Возраст его было определить сложно, из-за статного сложения он мог бы казаться моложе, но лицо, отмеченное, кроме шрама, глубокими морщинами, выдавало человека уже немолодого. Он смотрел на окруживших его людей спокойно, но взгляд покрасневших глаз резал кинжалом, поскольку не мог скрыть природной злобности этого человека.

– Где Астор? – громко спросил Верей. – Пусть осмотрит и перевяжет раненого. Караван становится на отдых. Уйдём завтра рано утром.

Астор, наёмный врачеватель, сопроводивший не один десяток караванов и спасший не одну жизнь человека и животного, направился к незнакомцу.

Поздним вечером, когда солнце наконец оставило пески и они, остывая, отдавали своё тепло пришедшей ночи, Верей в своём небольшом походном шатре тихо говорил с Рамином:

– Астор сказал, что ходить он сможет лишь при помощи посоха, а что такое посох в песках? Всадник из него уже тоже будет неважный – он больше не воин. Я думаю, они сами всё поняли, поэтому и оставили его здесь. Раненый лев уже не страшен, нужно только держаться от него на расстоянии. Именно поэтому они и не стали его убивать, боялись подойти. А таскать с собой по пустыне стареющего, ослабевшего, но злобного тирана – дело неблагодарное. Они недолго останутся без предводителя. Думаю, очередной негодяй уже выбран.

– Не сомневаюсь. Но что мы будем делать с этим?

– Он наконец окажется там, где давно должен быть.

– На виселице?

– Мы идём в Ирею. Убийцам и грабителям там отрубают голову. Но ты спасёшь его от смерти.

– Я?! – Рамин, широко открыв глаза, удивлённо смотрел на хозяина-друга.

– Ты. Он окажется там, где должен быть и где, может, первый раз в своей жизни, будет необходим и полезен людям. Оставшихся у него сил и здоровья достаточно для этого. И это будет справедливо.

– Я не могу спрашивать, о какой справедливости ты ведёшь речь, спасая душегуба от заслуженного наказания. Известно, вся моя жизнь принадлежит тебе. Но люди в караване уже стали догадываться, кто он.

– Это не важно. Они будут молчать. Ночью вы уйдёте. Я прошу тебя: будь осторожен, проверяй, надёжно ли он связан, и не спускай с него глаз. Ты знаешь, кто он. Мы будем вставать на отдых раньше времени и отправляться позже, это позволит тебе через десять дней нагнать нас…