Ирина Асаба: Амнезия [СИ]

— Благодарствуйте. Не извольте беспокоиться. Все устрою в лучшем виде. Перво-наперво баньку стоплю. Правильно? — спросил он, крепко прижимая к груди презент и наклоняясь за шапкой. — Вы мясо-то привезли или мне в деревню сбегать?

— Не волнуйся. Я все с собой взял. Не мельтеши дед. Давай все по порядку. Иди, в самом деле, топи баню. Мы скоро придем.

Лука потопал на задний двор Яшкиной дачи, а отпускники вошли в дом. У порога валялась детская радиоуправляемая машина с отломанным колесом, в кресле забытое вязание, а на столе пара невымытых чашек. Казалось, что хозяева вышли на пять минут и скоро вернутся.

— Мои же тут все лето проторчали, — объяснил Яшка, — оправдывая небольшой беспорядок. — Это я как проклятый, света белого не вижу. Все работа, да работа. Сотрудникам велел, чтобы мне не звонили. Видишь, даже сотовый отключил, дабы не беспокоили. А то они без меня и часу прожить не могут. Яков Михалыч, да Яков Михалыч. Конечно лестно, что без меня никуда. Только устал я, Юрка, дальше некуда. Уже никаких денег не хочется. Покой! Только покой!

Через час их ждала крепко протопленная Лукой баня. Аромат мяты сшибал с ног, березовые веники размокали в ведре с холодной водой, а на столе в предбаннике стояла трех литровая банка с холодным квасом.

— Незаменимый человек, Лука. Чтобы я без него делал? Вон, гляди, с полным ведром родниковой воды идет. Вот дед! Как он все успевает? Одна нога здесь, другая там. Сейчас пиво в ведро поставит, лучше всяких холодильников будет, — сказал, раздеваясь, Пончик.

Они с удовольствием попарились в баньке, разгоряченные нырнули в прохладные струи Тьмаки и потом долго сидели на ее берегу, пили пиво и разговаривали. Яков мечтал о вальдшнепах и со смаком расписывал будущую охоту.

— Мы с тобой встанем часа в три, — планировал Шереметьев. — Нас Лука разбудит. Пока позавтракаем. То да се. Часа в четыре будем на просеке. Как раз на утренней зорьке. Они ведь знаешь, как летят, Вальдшнепы? Для них просека словно карта. Вниз они, что ли глядят. Не знаю. Летят и издают странные звуки. Даже передать тебе не могу какие. Сколько не охотился, только над просекой их и видел. Мы, видишь с тобой, как подгадали. Как раз третья суббота августа. Начало охоты на водоплавающую птицу. Если там гусь, водяной куличок или утка попадется, все равно берем. Но вальдшнепы это что-то. Вкусные-е-е… — и Пончик, зажмурившись от удовольствия, покачал головой. — Лука их так готовит, пальчики оближешь. Они ж ведь крошечные птички. Если распотрошить, от огня высохнут. Так Лука их с потрохами готовит. Я, правда, технологии не знаю. Чего уж он туда добавляет, каких таких специй… А ружье ты мое видел? Правда, вещь?

Чернов покивал головой и промолчал. Пончик, как будто почувствовав торжественность ситуации, замолчал тоже. Смеркалось. Вокруг стояла режущая слух тишина и лишь изредка из глубокого омута, всплывала огромная рыба и била по воде хвостом. Долго молчать Шереметьев не мог. Да и перед кем ему было хвастаться и изливать душу, как не перед другом. Недаром целый год ждал. Чернов, прислонившись спиной к белому березовому стволу, умиротворенно попивал пиво и слушал Яшкины россказни.

— Это тебе не хухры мухры. Это тебе полицейский вариант, — любовно поглаживал, взятое с собой ружье Пончик. — В штатах копы с таким ходят. У этого ружья два сменных ствола. Ну, ты сам видел. Один охотничий — длинный, а второй армейский — короткий. Любой патрон входит. Этот же — полуавтомат с помпой.

Чернов, наверное, из-за того, что был постоянно связан с оружием, особой любви к нему не испытывал, но ему был понятен охотничий азарт друга и его тяга к огнестрельному оружию. Вечер плавно перетекал в ночь и друзьям, для того чтобы рано встать, пора было отправляться на боковую.

Лука разбудил их рано. На улице было еще темно. Чернов с отвращением посмотрел на завтрак, сварганенный Лукой, выпил огромную кружку кофе и вышел в ночь. Мобильный телефон Яков бросил в багажник машины еще в Твери. Утром же, отправляясь на охоту, взял с собой.

— Мало ли, — пояснил он. — Вдруг машина сломается или где в болоте увязнем. Пусть будет. Не утянет.

В дачном поселке было тихо. Большинство дачников имело детей и в преддверии учебного года все разъехались по квартирам. "Мерседес", словно добрый конь, перебирал копытами готовый к прогулке. Он был сыт и довольно урчал. Лука добавил бензина в бак, и топлива должно было хватить надолго. В начинающем светлеть небе пролетела летучая мышь и пропала. Охота у нее видимо была удачной, но время ее кончилось, наступал рассвет, и мышь полетела ночевать в какую-нибудь темную пещеру на склонах Тьмаки. В четыре утра они тронулись в путь. Дорогу им преградили металлические ворота на въезде в дачное товарищество. Яков моргнул фарами и дал короткий гудок клаксоном. Из сторожки вышел заспанный охранник и открыл замок скрепляющий за петли воротины. Потом салютнул на прощанье, приставив к лохматой со сна голове руку.