Всю весну изучением кристалла занимался по преимуществу Челленджер; профессор неустанно подавал разнообразные сигналы марсианам и не оставлял надежды на ответ. Холмс в эти месяцы был занят рядом уголовных расследований.
В марте инспектор Мериваль из Скотланд-Ярда обратился к Холмсу за помощью. Полиция обнаружила большое количество ходивших по рукам фальшивых крон и полукрон [6] Серебряные монеты. Одна крона равнялась пяти шиллингам, полкроны — 2 шиллингам 6 пенсам.
, но человек, которого подозревали в их чеканке, решительно отрицал свою вину. Подозреваемый заявил, что является респектабельным владельцем магазина в Се- вендайэлсе и что на его репутации нет ни единого пятна. К этому подозреваемый добавил, что хорошо знает свои законные права, собирается доказать всю ложность обвинений и велит своим поверенным взыскать моральный ущерб через суд. Холмсу удалось получить некоторые предметы одежды торговца для исследования; в манжетных швах обнаружились крошечные блестки, оказавшиеся под микроскопом цинковыми и медными опилками. Узнав о находке Холмса, респектабельный владелец магазина пал духом и сознался в своих прегрешениях.
Полицейские чины лестно отозвались о новейших методах, использованными Холмсом для обнаружения улик; тот скромно их поблагодарил и в тот же день связался с Челленджером. Но профессор держался с непонятной загадочностью.
— Прошу вас ждать известий от меня, — сказал он. — В настоящее время мне необходимо продолжать работу в полном одиночестве.
В конце апреля Холмса попросили помочь в другом расследовании; дело это также завело полицию в тупик. Речь шла о недавнем убийстве полисмена в Сент-Панкрас; товарищи погибшего поклялись найти и наказать убийцу. Единственной уликой было матерчатое кепи, найденное возле тела убитого. Как и в случае с фальшивомонетчиком, был задержан подозреваемый — мастер по изготовлению картинных рам. Подозреваемый с искренним возмущением отрицал все обвинения, утверждая, что никогда не носил кепи и ровно ничего не знал об убийстве.
Кепи доставили Холмсу в понедельник, 5 мая; с утра пришло также письмо от некоего Джеймса Мейсона. Этот человек, главный тренер скаковых лошадей в поместье Старый Шоскомб, просил в своем кратком послании встречи с Холмсом, чтобы обсудить весьма важный вопрос. На следующий день Холмс поднялся рано, торопливо позавтракал и присел к микроскопу. Разместив на предметном стекле некоторые частицы, найденные на подкладке кепи, Холмс сфокусировал линзы инструмента и приступил к работе. Он различил крошечные волокна, по всей видимости, ворсинки твида — было известно, что подозреваемый обычно носил твидовое пальто. Видны были также серые комочки пыли и маленькие коричневые шарики. Устав, Холмс оставил микроскоп и откинулся в кресле. Он выбрал в коробке легкую гаванскую сигару и открыл книгу. В гостиной появился Уотсон и с аппетитом приступил к завтраку.
— Удивительно, — через несколько минут бросил Холмс, откладывая книгу. — Мой разговорный французский не более чем приемлем, и все-таки читать на французском языке куда легче, чем говорить или писать.
— Что это за книга? — спросил Уотсон, помешивая ложечкой кофе.
— Сочинения Гюи де Мопассана, — ответил Холмс. — Сейчас как раз пролистывал одну историю, изложенную в
виде дневниковых записей. Порой даже кажется, что она основана на реальных событиях.
Губы Уотсона презрительно поджались под усами.
— Мопассан вел распутную жизнь, — строго сказал доктор. — В своих сочинениях он проповедовал аморализм.
— Боюсь, не смогу с вами согласиться, — возразил Холмс. — Мопассан, мне думается, стремился к объективности. Как бы то ни было, большая часть того, что мы считаем аморальным, является попросту патологией. Оскар Уайльд был заключен в тюрьму за болезненное отклонение от нормы. Так рассудил английский закон. Во Франции к Уайльду проявили бы больше милосердия.
— Что именно вы читаете? — спросил Уотсон.
— Повесть под названием Le Horla. В ней полностью обнажается душа героя, который и ведет дневник. Он рассказывает, как оказался во власти невидимого, мистического существа. Очевидно, неизвестное существо в конце концов оставило его: в последней записи автор дневника в отчаянии грозится совершить самоубийство, но нет никаких свидетельств, что угроза была выполнена.
Уотсон откусил кусок намазанной маслом пышки.
— Мопассан умер как безнадежный душевнобольной. Я читал эту повесть. Она показалась мне отличным доказательством того, что он сходил с ума, пока писал это.
Читать дальше