Олег Дивов - Новый мир

Я не спорила — незачем. Я молчала и просто слушала. Не забывая писать на чип.

— Я расспросил подробно. Туссен сказал, что сначала я подпишу контракт. Я могу выбрать такие формы: десять лет монашеского обета — безбрачие, но не целомудрие, и женщину я получу из числа прихожанок. Все будет очень ритуально, и если родится ребенок, то я его даже не увижу, то есть я сразу подписываю отказ от отцовства. Потом — на мое усмотрение. Могу остаться в Церкви, и меня переведут в светскую общину. Там я год буду на испытании, очень строгом, если выдержу — то разрешат жениться. Не выдержу — еще год, но уже с психологом, и после этого опять год испытаний. А могу уйти из Церкви и жить как хочу. Но тогда мне в лагере дадут какую-то простую профессию, рабочую, чтобы я мог зарабатывать на жизнь руками, грубо говоря. В принципе, могу передумать и через десять лет, но без профессии меня из Церкви все равно не отпустят, а с профессией я могу и в светскую общину перейти, тогда срок испытания сократится. Я подумал: интересно! У меня никогда не было нормальной человеческой профессии. Но я еще сомневался. Тогда Туссен дал мне то средство, таблетку, но разломил ее пополам. Сказал: проверь. Этого хватит на месяц. Потом мы встретимся. Я попробовал. Через десять минут я понял, что один только вид выпивки мне отвратителен. Про наркоту даже не вспомнил. Я протрезвел, и мне это понравилось. Я пришел домой, лег спать и проснулся с удовольствием. Я весь кипел, мне хотелось работать. Я даже подумал — не наркота ли это. Особенная. Весь месяц я писал музыку и играл, получалось отлично. Не тянуло ни к чему, кроме еды, воды и женщин. И еще мне внезапно понравилось гулять пешком. В общем, через месяц я испугался, что сорвусь и это чудо кончится. Нет, я хотел излечиться навсегда. Подписал контракт. И поехал в лагерь.

Он замолчал, жадно глядя на бутылку. Я покачала пальцем: потом. Он засмеялся:

— Лагерь на Канузе. Там есть остров, вот он целиком отдан под лагерь. В лагере было все, как и обещали. И еще нас всех — там было человек пятьсот — учили новой вере. Она изумительная. Нет вообще никаких странных толкований, противоречий, все ясно. И действительно, я понял, как несправедливо, лживо устроен наш мир. Я захотел быть одним из тех, кто построит новый. Я отвык от дряни, поправился на пятнадцать килограммов, стал похож на мужчину. Мне не хватало только музыки. Светская музыка у нас была запрещена, а к церковной до окончания лагеря никого не подпускали. Профессию я выбрал строительную. И сейчас в какой-нибудь дальней колонии вполне могу сам возвести простой дом из подручных материалов. Я сдал экзамен, и меня перевели в другую общину. И там я впервые попал на их песнопения. Я музыкант. Я все понял сразу. Это настолько дьявольские мотивы… Господи, на что же я подписался… Но я не подал виду, и в тот вечер мне прислали женщину. Тогда я действительно испугался. Она была вся одета, кроме, пардон, ниже пояса да титек. На лице видны только глаза. Встала раком и застыла. Молча. Я расхотел. Тогда она сказала — единственные ее слова. «Если ты откажешься, меня убьют как непригодную». Сам не знаю, как я справился. Но через два месяца я улучил момент и сбежал. Это оказалось несложно.

— И где расположена эта община?

— Рис, второй радиус. Я вернулся на Большой Йорк. От моего энтузиазма не осталось и следа. Но я держался, не скатывался к дряни. И меня нашли. Они говорили вежливо. Сказали, что я нарушил контракт. Если хочу, чтобы меня оставили в покое, должен выплатить неустойку. Деньгами или услугой. Денег у меня не было. И мне поручили возить наркоту. Как нарочно, а? А может, именно нарочно. Это было хуже всего. Мой партнер был наркоман. Я смотрел на него и думал — неужели я был таким же? Потом у меня сдали нервы. Чтобы понять напарника, я принял… немного. Потом еще. Потом я понял, что он исходно тяжелый психопат. Но было поздно, я сам слетел с катушек. После удачной переправки мы с ним оттягивались. Мне даже нравилось, что он псих. Кончилось тем, что мы попробовали какую-то особенную дрянь. Когда я очнулся, лежа на газоне в парке, рядом со мной был труп. Его. И куча рассыпанной наркоты вокруг. Я подхватился и дал деру оттуда. Там не было камер поблизости, я сумел скрыться. Уехал к родителям, заперся дома. Просидел так полгода. Но меня нашли. Молодая, очень эффектная женщина. Я не знаю, как ее зовут. Но она другого круга. Я б сказал, птица высокого полета. Никогда ее не забуду, врезалась в память намертво. Высокая, с отличной осанкой. Волосы короткие, черные, до мочек ушей, лежат гладко. И белое платье с черным воротником, причем воротник такой… геометрический. Я не очень хорошо разбираюсь в живописи, но мне он напомнил картины абстракционистов. Причем никакой симметрии в этом воротнике не было. А платье — простое. Классическое. До колен. Туфли на плоской подошве. Строгая сумочка и перчатки. Но это я мельком разглядел, меня воротник поразил. Кажется, не было украшений. И она показала мне ролик. Там мы с моим напарником хохотали, он твердил, что ему любая доза нипочем, я его подначивал — а сколько на спор можешь принять. И он принимал. И снова принимал. Я вырубился, он посидел еще с выпученными глазами, у него пошла сначала пена изо рта, потом кровь, потом он пытался меня растолкать, а я пробормотал — отвали со своими шутками, псих ты чертов, ну какая может быть смерть… Потом он упал, и через десять минут я очнулся. Поглядел — и даже не притрагиваясь, убежал. А он был жив, оказывается. Агония началась только через полчаса после моего ухода. Если бы я вызвал врача, он выжил бы. Такой вот компромат на меня. И та женщина сказала, что ничуть не жалеет психов, и поделом моему напарнику, но я так и не расплатился с людьми. Так и быть, нужна другая услуга. Простая. Надо выманить в определенное место мою бывшую жену. Нет, место людное. «Черный монах», это в Ливингстоне. Никакого криминала. Будет лучше, если она придет навеселе и в прекрасном настроении. С ней хотят поговорить. Ну, я все понял.