Роман Буревой - Тень Нерона

Мысль, что она должна его охранять, не показалась Марку такой уж безумной. С самого его возвращения на Лаций кто-нибудь горел страстным желанием прикончить юного Корвина. Сначала наварх Корнелий, потом – заговорщики-плебеи. А кто теперь на него покушается?

– Можешь объяснить, что здесь происходит? – спросил он, резко останавливаясь.

– Я слышала, как один коп сказал другому, что на пляже нашли мертвое тело.

– Наверное, издалека меня приняли за труп.

– Тогда пей эликсир и воскресни! – Она вынула из пакета бутылку с жидкостью зеленого цвета. – А то ты, в самом деле, походишь на живой труп: белая кожа, синие губы, и к тому же весь в песке.

Марк сделал пару глотков. Зеленая жидкость быстро возвращала силы, вряд ли Верджи купила ее в киоске. Пока он пил, девушка стряхивала с него подсохший песок и даже сдувала песчинки, как будто он был необыкновенно ценен.

– Ты видела эту красотку? Ту, что спустилась на пляж? – спросил Марк. – Эта девчонка была с блондином в кабинке. Я думал, что их сожгли термогранатой. Но, видимо, они живы.

– Уходим! – Верджи схватила его за руку и потащила за собой.

Корвин повиновался. Они бежали. Куда? Зачем? Кажется, к площадке флайеров. Похоже, она решила увести его из аквапарка.

– Надо поговорить с полицией, – предложил Корвин.

– Потом, – отвечала его спасительница и уже хотела втолкнуть Марка в ближайшую свободную машину.

– Мне не нравится, когда мной повелевают! – Патриций вырвал из ее ладоней руку, повернулся и зашагал к домику, где размещалась охрана аквапарка.

* * *

Ночь спустилась на Острова Блаженных почти мгновенно. Еще несколько минут назад пылал яркий закат, потом небо стало гаснуть, как будто кто-то спешно наливал в синюю чашу черную краску. И по мере того как гасло небо, разгорались огни реклам. На фоне черного бархата расцветали огненные лотосы, неслись световые дорожки, вертелись светящиеся шары. «Пирамида» опять превратилась в сверкающий айсберг.

Предаваться безделью – непозволительная роскошь для патриция. Патриций каждый день, каждый час должен быть в гуще событий, следить за последней информацией, знать, что происходит на его планете, кто союзник Лация ныне, кто враг. Заседаешь ты в сенате или бездельничаешь, ученый ты, чье имя почтительно произносят в Норике, или младший офицер – все равно ты каждый день должен спрашивать галанет: что нового на нашем Лации. Уроженцы Лация – наследники римлян. Для них политика не просто часть жизни – это страсть. Если все жители Неронии буквально помешаны на живописи и архитектуре, то лацийцы относятся к политике, как к искусству. Причем плебеи проявляют куда больше азарта во время политических баталий, чем патриции, для которых обязательность участия снижает ярость борьбы. Случалось, что выступления на форуме заканчивались потасовками, а к народному трибуну, не оправдавшему доверие плебса, его избиратели являлись на дом и обливали беднягу помоями (благо двери дома народного трибуна по римскому обычаю должны быть всегда открыты). А уж выборы консулов, этих двух правителей планеты, проводились так, будто жизнь каждого гражданина зависела от исхода борьбы. Все вкладывали в это действо столько энергии, что потом неделю после избрания консулов Лаций пребывал в блаженно-сонном состоянии, близком к нирване. Когда Марк вернулся на родную планету, то в первое время ему все эти перипетии периодических схваток за власть казались вычурными и порой бессмысленными, но ожившая память предков вскоре стерла налет рабского равнодушия.

Корвин уселся на террасе, закутавшись в белый махровый халат. Включил на стационарном комустройстве видеосвязь через галанет. Вспыхнул голубой столбик и превратился в молодую женщину в обтягивающем белом платье.

– Марк! – обрадованно воскликнула женщина. – Как хорошо, что ты связался со мной. Я только что вернулась с заседания сената.

– Лери! Сестричка! – Юноша поставил на столик чашку с кофе, что держал в руке. – Как ты похорошела!

– Неужели? Как тебе мое платье? – Она повернулась перед братом на каблуках. Тончайший псевдотрикотаж обтягивал ее стройную фигурку, но при этом подчеркивал отчетливо обозначившийся животик.

– Сколько недель? Двадцать две стандартных? – спросил Марк, хотя знал прекрасно: двадцать три.

– Двадцать три, – с гордостью объявила Лери.

– Уже? – Он изобразил изумление. – Баталии в сенате тебе не повредят?

– Представь, Марк, Друз каждый день задает мне тот же вопрос.