Алексей Хапров - Телепат

— Я понял Ваш эзопов язык, — сказал Роберт. — Моя деталь ремонту не подлежит.

— Моя тоже, — поддержал его я.

— Значит, вы твердо решили покинуть Систему? — спросил Шацман.

— Не только покинуть, но и сполна «отблагодарить» ее за все «хорошее», что она для нас сделала, — решительно сказал я, и уже тише добавил. — Правда, после разговора с Вами, я не знаю, чем именно. С одной стороны, я хочу наказать Систему, которая испортила мне жизнь. А с другой, я не хочу причинить вред своей стране, и людям, которые в ней живут.

Шацман посмотрел на меня, немного подумал и произнес.

— Воевать с Системой в одиночку — бесперспективно. Это значит заранее обречь себя на поражение. Слишком неравными будут силы в этой борьбе. Да и зачем с ней воевать, если вы и так уже достаточно серьезно ее наказали?

Мы с Робертом вопросительно подняли головы.

— Вы наказали ее уже тем, что вышли из ее подчинения, — разъяснил Шацман. — Вы — люди необычные. Вы обладаете уникальным, крайне редко встречающимся даром. Вы телепаты. Таких, как вы — единицы. Потерять вас, как свои элементы, для Системы тяжелый удар.

«Иван Иванович» запнулся, и бросил взгляд на часы.

— Впрочем, уже слишком поздно, — произнес он. — Давайте, наверное, прекратим нашу дискуссию, и сделаем так. У нас на первом этаже есть комната отдыха для гостей. Сейчас я туда вас отведу. Там вы переночуете и отдохнете. А я тем временем обдумаю одну идею. Есть у меня одна мысль, как можно вам помочь. Как сделать так, чтобы вы навсегда освободились от своего прошлого, и приобрели душевный покой.

— Вы хотите нам помочь? — удивленно спросил я.

— Хочу, — ответил Шацман.

— И нас не арестуют?

— Не арестуют.

— И мы сможем отсюда уйти?

— Сможете.

— Но почему Вы хотите нам помочь? — недоверчиво поинтересовался Роберт. — Почему мы должны Вам верить? Может, Вы готовите для нас какую-то ловушку?

— Если бы я хотел приготовить вам ловушку, вы бы давно уже в ней находились, — сказал Шацман. — У меня была масса возможностей включить сигнал тревоги, и позвать сюда охрану. Но я этого не сделал.

— Почему же Вы этого не сделали? — спросил я.

— А потому, Артем, что моя судьба схожа с твоей, и я очень хорошо тебя понимаю, — ответил Шацман, по-доброму глядя на меня. — И, кроме того, потому, что считаю себя обязанным помочь человеку, однажды спасшему мне жизнь. Ты думаешь, я в восторге от этой Системы, в которой работаю? Отнюдь! Я работаю здесь в силу необходимости, не имея на то никакого желания. Мне очень трудно здесь работать. Здесь нет искренности. И это меня угнетает. Здесь сплошное актерство. Актерство везде и во всем. Причем, оно не появляется откуда-то извне. Оно происходит изнутри. Оно растворено в людях, которые входят в эту Систему, в их поведении, в их мыслях. Люди, не обладающие этим, здесь не уживаются. Они чувствуют себя здесь чужими. И я, должен признаться, являюсь одним из них.

Мы заулыбались и пожали друг другу руки. Все, что сказал «Иван Иванович», в полной мере относилось и к нам с Робертом. Мы тоже чувствовали себя чужими. У меня, правда, не было уверенности, что слова Шацмана от начала и до конца искренни, и что они не являются тем же актерством, о котором он только что говорил. Что-то меня в нем смущало. Сейчас я понял, что. Его поза. Она явно не соответствовала той горечи, которую он пытался изобразить. «Иван Иванович» сидел прямо, высоко подняв голову, и смотрел на меня и Роберта с явным осознанием своего превосходства. Но люди, которые утомлены условиями жизни, так не сидят. Мне слишком часто приходилось сталкиваться с лицемерием, чтобы брать на веру одни лишь слова.

Скоро все станет ясно. Ждать осталось совсем недолго. Ночь заканчивается. На часах уже четыре утра. Рядом со мной, на своей кровати, похрапывает Роберт. Счастливец! Ему все же удалось заснуть. Мне бы тоже не помешало хоть немного подремать. Ведь завтра… точнее, уже сегодня, мне понадобятся силы. Поэтому я прерываю свои записи, и ставлю точку. Ставлю ее в надежде, что она не окажется последней"…

Начальник Р-ского Управления контрразведки Фаустов Александр Петрович, высокий, грузный, черноволосый мужчина, с усами, напоминающими по своей форме усы тюленя, с хитроватыми, коварными глазами, прочел последнюю страницу, закрыл тетрадку, и отложил ее в сторону. Тяжело вздохнув, он встал из-за стола, заложил руки за спину, и принялся неспеша ходить по кабинету из угла в угол. Тень от его фигуры металась по стенам, то укорачиваясь, до доставая до потолка. Его лоб был нахмурен. На нем отчетливо прорезалось несколько глубоких продольных складок, а в покрасневших глазах появилась грусть. Бог знает, что творилось у него на душе.