Азиз Алимов - Железноцвет

Втроем мы преодолеваем последние метры до джипа.

Голова статуи, от которой я увернулся, теперь украшает капот машины; лобовое стекло джипа пошло трещинами. Я швыряю Аркадия на сидение и ныряю следом.

Зоя уже в салоне, и машина сдает задом, а впереди нее шпиль здания падает на ступени, уничтожив всех, кто не успел убраться с его пути. Бетонная крошка барабанит по нашим стеклам, что-то тяжелое бьет в крышу, словно снаряд.

Джип несется через стоянку задом наперед, сшибая легковые машины и подпрыгивая на обломках. Попавший под колеса патрульный мотоцикл оказывается раздавлен. Вылетев на дорогу, Зоя резко разворачивает машину, и мраморная голова слетает с капота.

Зоя поворачивает джип боком к руинам Штаба, и я вижу, как на его обломках снова начинает формироваться смерч, заглатывая в себя все вокруг.

– Давай, жми, жми!

Зоя бросает машину вперед, и вот мы уже мчимся обратно по Озерскому проспекту, оставляя катастрофу позади себя.

Джип выскакивает на Туполева, и морпехи поспешно убираются с нашей дороги; Зоя ловко объезжает какого-то офицера, отчаянно орущего в рацию. Она матерится сквозь зубы, не отводя глаз с дороги, а Аркадий трясется на своем сидении, закрыв лицо руками.

Мы доезжаем почти до конца Туполева, когда Зоя наконец разрывает вязкую, как окопная грязь, цепочку богохульной матерщины и поворачивается ко мне.

– Быстро ответил мне, что это была за параша, а?! Что это такое, Петя?

– Кажется, – наконец выжимаю из себя я. – Кажется, остался я без работы…

Я давлюсь остатком фразы, когда мой взгляд обращается на север.

Там, высоко в небесах, сквозь чугунный облачный фронт пробивается множество ярких огней, словно кто-то зажег в небе дюжину новых солнечных дисков. Зоя не видит их – ее взгляд прикован к дороге.

– Нужно убираться с улицы, сейчас же, – говорю я.

2. У

личный дух

До моего дома мы добираемся только к ночи. Лишившись командования, город окончательно потерял голову. По пути сюда нас неоднократно тормозили и один раз обстреляли, причем кто – непонятно. Чувствую я – этой ночью будет сведено много старых счетов. В попытке стабилизировать ситуацию, 303-я введет режим “А”, который означает смерть для нарушителей комендантского часа. Не факт, что это поможет. О поездке в госпиталь и речи быть не может.

– Ну и каша, – говорю я, когда мы наконец сворачиваем в мой переулок. – Даже когда Новый Город пал, такого не было.

– А когда ракеты? – спрашивает Зоя.

– М-да. Разве что.

Зарница дала нашим войскам фору, в которой они так отчаянно нуждались, и на Аляске они загнали врага в угол. Но этот враг проигрывать не умеет, не на своей земле. Ракеты с обеих сторон встретились над океаном и упали на свои цели, и две тысячи ядерных солнц осветили ту памятную ночь. Все ждали конца света, и только военные стратеги знали правду, что страшнее и банальнее любого кликушества: ядерных арсеналов было достаточно ровно для того, чтобы подавить ракетные шахты и базы подводных лодок, находившиеся далеко за пределами крупных городов. Миллионы погибли, но мир устоял, его индустриальная мощь осталась несломленной. Из пепелища старого мира навстречу друг другу хлынули бесконечные потоки механизированной силы. Возникла новая экономика, построенная вокруг военной промышленности; политика, диктуемая исключительно генштабами. Ракеты стали не похоронным салютом, а холостым выстрелом, знаменовавшим начало нового состязания, самого разрушительного в нашей истории. Стало понятно, что эта мировая война не будет молниеносной, как не была ни одна предыдущая. Прагматики не стали нарекать ее Великой или Последней, а сразу выдали порядковый номер. Сегодня всем кажется, что она не закончится никогда, но я уверен – однажды она превратится в еще одну страницу в замызганном школьном учебнике.

– Вон мой дом, слева, – показываю я. – С гранитной облицовкой снизу. Берегись надолбов – их для таких, как ты ставили.

– Это что значит? – хмурится Зоя, но мучительный стон Аркадия ее отвлекает. Она оборачивается назад и стискивает его руку. – Уже приехали, Аркаш. Еще чуточку потерпи.

– Я открою, а ты вытаскивай его.

Я запускаю Зою с братом внутрь парадной и напоследок оглядываюсь на заросший сквер. Вокруг темно и пусто; через скверик от меня стоит дом, как две капли похожий на мой. Только он обгорел и весь развалился. Я поспешно захожу внутрь и закрываю дверь.

В парадной как всегда: полутемно, аварийно и пахнет жизнью. Кажется, сегодня у нас топят. Зоя с Аркадием быстро перемещаются к лифтовой шахте, где Зоя нажимает на кнопку, под которой написано “ПРОТИВОВЕС”. Потом ей приходится подождать, пока я поднимаюсь по лестнице, держась за дубовые перила. Для устойчивости, Зоя прислоняет Аркадия к кованой решетке, закрывающей шахту. Я подхожу как раз тогда, когда на площадку, грохоча и лязгая, спускается лифтовая кабина.