Марк Хармс - Дом стекла и света

5. Убийцы в “Домашнем очаге”

Пройдя коридор, Блок оглядел зал: около десятка деревянных столов, окруженных стульями, в дальнем углу – барная стойка. Народу было немного, и почти все присутствующие сидели за столом в центре – самым широким и, похоже, самым древним во всем Доме. За барной стойкой скучал низкорослый усатый бармен, иногда поглядывая на собравшуюся публику. На стенах были развешены экраны, транслировавшие какую-то ерунду – новости, совещания и говорящих котов.

Питер тихонько, стараясь заглушать шаги, словно кошка, прокрался к столу, ближайшему к центральному, и сел на стул, приготовившись подслушивать разговоры. Он был сыщиком, и ему нужны были данные для того, чтобы спасти принцессу и добраться до Хэйла – а где добыть их еще удобнее, чем здесь, слушая ничего не подозревающих людей?

За столом сидела разношерстная компания, как по внешнему виду, так и по возрасту и поведению. Единственное, что их объединяло – одежда темного цвета и нелюдимость.

– Нам ведь ясно дали понять, Ромо, что деньги будут после дела, – продолжая давно начатый разговор, сказал молодой парень. У него была причудливая прическа – с левой стороны свисали длинные черные волосы, а с правой череп был абсолютно гладкий, будто бильярдный шар. Он, как и остальные его спутники, был одет в черное – широкие походные штаны со множеством карманов, военная темная куртка, массивные часы со светящимися голубыми цифрами. Лицо парня обладало резкими хищными чертами. Когда он разговаривал, он высоко поднимал губы, словно постоянно скалился. – Так что хватит спрашивать у нас, когда нам заплатят. Мы все в одной лодке и знаем не больше тебя!

– Хорошо, хорошо, Шон, не горячись, – закивал толстый Ромо, у которого обильно потело лицо. Он достал из нагрудного кармана своего элегантного черного пиджака белый платочек и промокнул лоб. Он был полностью лысым, а черты его лица были гладкие и скругленные, словно у великовозрастного младенца. – Я просто пытаюсь разрядить обстановку. Я хочу быть уверен, что после задания мы не поубиваем друг друга, чтобы кому-нибудь одному досталась вся награда. И еще я хочу, чтобы мы все были в хороших отношениях. Вот почему ты все время молчишь, Эггс?..

Толстяк обращался к зрелому крепко сбитому мужчине с острыми чертами лица и черной бородой, который абсолютно не участвовал в разговоре и лишь глядел на собеседников, изредка попивая что-то темное из бокала. Эггс устремил на Ромо тяжелый взгляд:

– А ты, Ромо, хочешь, чтобы я тебя в щечку поцеловал? По-моему, хватает и того, что я тебя до сих пор не прикончил, – он отпил из бокала. – Все время только болтаешь. Вот увидите, единственный, кто хоть что-то сможет сделать, когда мы доберемся, буду я.

– Ну да, Эггс. Точно, – усмехнулся Шон. – Совсем забыл, что ты провалил три последних контракта. Ты действительно умеешь доводить дела до конца.

Эггс приготовился спорить, но толстяк Ромо, словно заботливая мать, развел руки в стороны, приговаривая:

– Это же Шон, Эггс! Он так шутит!

– Нам не стоит шуметь, а тем более – ссориться, – абсолютно равнодушным голосом сказал еще один из этой причудливой компании – человек непонятного возраста с очень бледным лицом, узкими квадратными очками и по-аристократически тонкими длинными пальцами. – Умение держать себя в руках – признак настоящего профессионала.

Все затихли, успокоившись. Питер удивился – почему все послушали этого с виду невзрачного человека? Но вскоре заговорил пятый, последний, кто до сих пор не участвовал в разговоре:

– Отто, ты уже придумал план? – Его голос был писклявым, он был самым старым и самым низкорослым в этой группе. Руки его были усеяны перстнями, а вместо одного уха была его железная копия – видимо, протез. Обращался он к бледному парню, чье мнение тут, по-видимому, все считали самым важным.

Бледный, словно смерть, Отто кивнул.

– Да.

Все придвинулись к Отто поближе, желая узнать план, и даже Эггс посмотрел на него по-человечески, а не исподлобья. Между тем, по Отто не было видно, что он был заинтересован в своих товарищах – он смотрел прямо перед собой и разговаривал размеренно-монотонно, словно сам с собой, и очень тихо. У него было аристократически-утонченное бледное лицо, на глазах покоились прозрачные очки, прикрепленные к голове тонкими проводками. Чтобы услышать, что же он скажет, Питер придвинулся чуть ближе, скрипнув стулом – к счастью, никто не обратил на это внимания.