Наталья Любимова - Седьмая тень

Ромка Антонов был вхож практически во все компании института, и в каждой считался своим, не зависимо от курса и факультета. Его любили преподаватели, уважали студенты, он был само обаяние, но держался на вторых ролях, не любил напыщенных речей, ко всему относился с холодком и внутренней иронией. Никто никогда не мог с уверенностью сказать, что у него на самом деле в голове, что он предпочитает, как к чему-либо относится. Он никогда не с кем не откровенничал, зато все вокруг изливали ему душу, и «плакали в жилетку». Может быть, поэтому он и слыл прекрасным другом и хорошим собеседником, что умел слушать, и не давал советов и рекомендаций, как бы он поступил в подобной ситуации. В эти минуты он ассоциировал себя с церковным священником, отпускающим чужие грехи, а своих многочисленных приятелей-прихожан с грешниками на исповеди.

Хотя институтская жизнь была многомерна и насыщена, и у студентов не было времени для скуки, Роман и сейчас испытывал чувство ненужности и обделенности. Иногда ночью он просыпался, и до утра под мирное посапывание своих соседей, размышлял о жизни и своем предназначении. Ему хотелось все бросить и уехать туда, где он мог найти действительно свое место в ячейке жизни. Но тут его воображение рисовало: мать, лежащую на сиреневом диване в голубую полосочку с инфарктом. Отца, словно жука, попавшего между оконными рамами, мечущегося по комнате в руках которого, находилась голубая салфеточка с сиреневой каемочкой и в тон ей стаканчик с графинчиком. И тогда он понимал, что еще не законченный эгоист, и доучиться придется, хотя бы ради родителей.

Так же было и с музыкальной школой. Только тогда его воображение рисовало другие картины: мать сидела на маленькой кухоньке с залитым слезами лицом, а перед ней, на кружевной розовой скатерти лежала кружевная белая с розочкой салфеточка. На этой салфеточке, стояла чашка холодного чая в белой с розовой полосочкой чашке, а рядом лежала горка таблеток: розовых, белых и даже одной зеленой. Тогда он тоже решил доучиться, чтобы не видеть этой картины наяву.

Роману оставалось еще два года ординатуры. Но он планировал, что после окончания института, он ни за что не останется в столице и уж тем более не вернется в родной городок. Он отправиться в качестве судового врача в дальнее плаванье, побывает в разных странах, у него будет много времени размышлять и философствовать и тогда он уж точно найдет себя и будет счастлив.

Заканчивалась летняя сессия, предстояла практика и каникулы. Нужно было возвращаться в родительское гнездо. Мать звонила каждый день, не могла дождаться, когда же увидит свое ненаглядное чадо, и это еще больше угнетало Романа. Вернуться в фиолетово-розовые и белые рюшечки ему придется, но можно как-то отдалить этот момент и ускорить потом свое возвращение какими-нибудь срочными обстоятельствами (надо будет, что-нибудь придумать позже), успокаивал он себя. Вот пройдет день его рождения, мать налюбуется им, наготовится всяких яств, напичкает его фруктовыми и овощными витаминами, отведет душу и успокоиться, а дня через три-четыре, можно будет и уезжать обратно, подальше от ее заботы и внимания.

На практику Романа Антонова и еще троих ребят из параллельных факультетов отправили в маленький городишко под названием Латуринск. Их разместили по частным домам. Ромка с Максимом Самохиным попали в жильцы в беленый домик с расписными ставнями и цветущим садиком. Хозяйка домика Ольга Петровна, была пожилой одинокой женщиной, работавшей терапевтом в местной обшарпанной с допотопной мебелью и такой же техникой больнице-амбулатории, в которой проходила их практика.

Роман Антонов специализировался на хирургии, но приходилось заниматься всем. Врачей здесь катастрофически не хватало, молодежь из этого богом забытого места уехала в крупные города, районные и областные центры на заработки, в поисках лучшей доли. А врачи пенсионеры уже сами больные и немощные, ничем кроме совета и направления в область помочь не могли. Здесь же проходили практику и студенты местного медицинского колледжа.

Когда заканчивались сессии и наступала пора практик, главврач Латуринской больницы-амбулатории посылал пачку писем в разные медицинские ВУЗы и СУЗы с заявками на предоставление практикантов. Звали его Губкин Илья Петрович, был он по образованию фельдшер, было ему 68 лет, любил он опрокинуть стаканчик, другой во время дежурства, но держался молодцом, поэтому и стал главврачом, выбирать все равно было не из кого. Старушка терапевт, у которой проживал Роман с Максимом на работе появлялась редко, болели ноги и если зять, проживающий по соседству соизволял выпить на кануне «горькой», то и везти ее на работу было некому. Остановка общественного транспорта была далеко, а на такси денег не хватало. Случалось, что он по той же причине не забирал ее и с работы, и тогда она несколько дней могла быть дежурным врачом. Спала на кушетке в кабинете, питалась с больными в столовой. Лечила не столько медикаментами (да их в больнице почти и не было), сколько советами и задушевными беседами. В больнице говорили, что она бывшая фронтовичка, имеет множество боевых наград, а ноги ей перебили фашисты автоматной очередью, чтобы раненых не выносила с поля боя. Больные ее любили, и если ее не оказывалось в больнице, шли сами к ней домой. Она никогда никому не отказывала, денег не брала, если и выписывала какие-то лекарства, то старалась, чтобы были они эффективными и дешевыми.