Наталья Любимова - Седьмая тень

– За знакомство!

– За равные условия, – растягивая слова, произнесла Лена.

– За новую жизнь, – добавила Тоня.

После ужина, Лена легла на кровать, и стала разглядывать свои ухоженные ногти, а Тоня со Светой убрали остатки пищи, вынесли мусор.

– Давайте, организуем поочередное дежурство, – предложила Света.

– Завтра готовлю, убираю в комнате, мою пол и посуду я, послезавтра Тоня, ну а потом ты, Лена, – тоном, не терпящим возражения, добавила Света.

«Нежная лилия» и глазом не повела в ответ, и сделала такой вид, будто ее это вовсе не касалось. Света многозначительно посмотрела на Тоню, та только пожала плечами и стала укладываться спать.

Сначала Тоня долго лежала без сна, просто с закрытыми глазами, мысли ее были сосредоточены на плане предстоящего дня. Послезавтра начинались первые занятия, нужно было узнать расписание, купить тетради, ручки, блокнот, снять со своего счета деньги, заглянуть к Зое Михайловне (теперь они будут видится редко), купить продукты (скоро ее очередь готовить)…

Тут ход ее мыслей поплыл по другому руслу: мы не договорились с девчонками, как будем покупать продукты, в складчину или поврозь, у нас нет нормальной посуды, скатерти, и других бытовых вещей, надо будет завтра с утра обсудить этот вопрос. В интернате она об этом не задумывалась, там был завхоз, воспитатели, повара, технички. Нет, конечно, ей приходилось мыть посуду и полы в классе, стирать свои вещи, но готовила она только на уроках обслуживающего труда и то под руководством учителя. Наверное, надо будет купить какую-нибудь книгу, о здоровой и полезной пище, решила Тоня. Потом она силилась подумать еще о чем-нибудь, но усталость и сон оказались сильнее, и этот поединок выиграли.

Ночью ей снился странный сон: она видела черного человека без лица, в свете яркой луны, который выходил из беленого домика с фиалками на окне, и бродил как на ощупь, вокруг плакучей ивы, будто искал там что-то.

Роман Антонов был одаренным молодым человеком. Учеба давалась ему легко, он мог замечательно играть на скрипке и фортепьяно, рисовать и разбираться в электронной технике. В совершенстве владел несколькими языками, подавал спортивные надежды в легкой атлетике и волейболе, обладал прекрасной памятью, но по сути, был ленив и неусидчив. Ему быстро надоедало одно занятие, и он переключался на другое, затем на третье и так могло продолжаться до бесконечности. Если бы не родители, он не закончил бы музыкальную школу, да и учебу тоже бы наверняка забросил.

Он был единственным, поздним ребенком в семье. Родители сдували с него пылинки, старались во всем угодить, таскали его по всевозможным кружкам и спортивным секциям, организовывали праздники, заваливали подарками. И чем больше они проявляли заботы и рвения в его воспитании и образовании, тем сильнее в нем это вызывало протест. Он завидовал своим сверстникам, которые были предоставлены сами себе, за которыми по пятам не бегают родители и не пичкают витаминами, фруктами и другими полезными на их взгляд продуктами.

Больше всего в своем упорстве его раздражала мать, Ирина Петровна. Она была учителем химии и биологии, невысокая слегка полноватая женщина с прямыми соломенными волосами и голубыми глубоко посаженными глазами. Она тряслась над ним, как над грудным ребенком:

– Ромочка, ты должен обязательно хорошо питаться, у тебя может образоваться язва.

– Ромочка, одень теплые носочки, ты можешь простудиться.

– Ромочка, не сиди допоздна за компьютером, ты испортишь зрение.

– Ромочка, не водись с дворовыми мальчиками, особенно с Юркой Кондратьевым. Татьяна Ильинична не очень лестно отзывалась о его родителях. Он курит, выпивает и вообще он хулиган и задира.

– Рома сиди за столом ровно, не сутулься, это может привести к сколиозу.

Эти ее бесконечные наставления вызывали в нем бурю эмоций, он старался не грубить матери, и поэтому при первой возможности вырывался на свободу по каким-нибудь вдруг образовавшимся неотложным делам.

Отец Ромы, Иван Геннадьевич, был человеком приятным и добрым, но всегда шел на поводу у жены. Во всем старался ей угодить, и поэтому смотрел на окружающее ее глазами. Иногда Роме казалось, что он не имеет своего мнения, и его Рому, он любит не потому, что он его сын, а потому, что его любит мать. Когда Ромка был маленьким, он иногда спрашивал у отца разрешения, можно ли ему куда-нибудь пойти или заняться чем-то, но тот отвечал – «если мама разрешит», или – «сейчас узнаю у мамы». Тогда Рома понял, что к отцу подходить с какими быто ни было вопросами бесполезно, что в семье все решает мать, и как она скажет, так и будет. Хотя надо отдать матери должное, она умела выдавать свои идеи, за идеи отца, и он этого даже не замечал. А она, сделав, что-нибудь на свое усмотрение, (причем наперекор желанию и вкусу их с Ромкой), потом целую неделю восхваляла их, – какие они молодцы, как угадали с цветом и фактурой, какой у них замечательный вкус, и так далее и тому подобное. Что в конечном итоге, они с отцом, начинали верить в то, что это была их идея, и именно они, все это подобрали и соорудили.