Илья Крымов: Маска

— Это я так говорю.

— И гением себя тоже называете только вы.

— Больше не называю. Мне не раз доставалось за такое зазнайство, так что в итоге я перестал.

— Они победили?

— Кто "они"?

— Те, кто позволял себе сомневаться в вашей гениальности. Они победили, раз вы перестали?

— О-хо-хо! Нет, конечно! Я перестал, потому что сама жизнь некоторыми своими обстоятельствами больно щёлкала меня по носу. Быть гением, не значит, быть безукоризненным и не делать ошибок, но обыватель считает именно так.

— Я не верю в то, чего нельзя потрогать, измерить и понять. Это к вопросу о богах.

Я позволил себе посмеяться, чем вызвал её непонимание.

— Представил, как Все-Отец вместе с Силаной сходят на землю, а внизу их дожидаетесь вы с блокнотом и портняжным метром.

— Что вы понимаете под гениальностью, митан?

Она не позволяла собеседнику выстроить схему ведения диалога, рвала порядок построения и обсуждения тем, пытаясь выманить на откровенность и не дать успеть придумать надёжную ложь. Милый ребёнок, такой наивный и искренний в своей неискренности.

— Запомните навсегда, агент Крюгер, гениальность — это способность индивида на что-то, что невозможно для абсолютного большинства. Это не эйдетическая память, не способность производить в уме многосложные вычисления, обрабатывать уйму информации и вскрывать неочевидные причинно-следственные связи, благо обладателей таких талантов немало. Если вы способны на то, на что не способно абсолютно большинство вам подобных, то вы гений.

— На что не способно абсолютное большинство тэнкрисов, митан? — спросила эта хитрая кошка.

— Влезать в чужую шкуру, — ответил я честно.

— Понимать других?

— Нет-нет. Тэнкрисы способны понимать поступки других существ, но не ставить себя на их место. Это немыслимо для тех, кто воспитан с пониманием того, что они рождены на том месте, на котором было надо. На высоком и важном месте существ более совершенных по определению. Мы не "входим в положение", мы не "проявляем понимания", и большинству из нас никогда не придёт в голову изучить природу человека, люпса или авиака в степени большей, чем та, что необходима для эффективной манипуляции сими существами. Надеюсь, я вас не обидел?

— Меня по-всякому в жизни обзывали, митан, бывало и хуже. К тому же, вам совершенно наплевать, обидели вы меня, или нет, так что какая разница?

Смешное дитя. Возможность общаться со мной напрямую пьянила её всё сильнее. Немногие имели прямой доступ к Великому Дознавателю: Император, старшие офицеры Имперры, внутренний круг друзей и, гораздо реже — родственники. Поэтому непринуждённое общение, которое завязалось между мной и агентом Крюгер в последние седмицы пьянило её и возбуждало. Нет, я не обольщался, я видел её эмоции, я чувствовал то, что чувствовала она, таковой являлась суть моего Голоса, уникальная способность к эмпатии, которая расширяла мои возможности, позволяя без зазрения совести именовать себя гением.

— Все тэнкрисы гении, если задуматься. Каждый из нас способен на что-то, на что не способны другие…

— Митан. — Из темноты вышел люпс в доспехах штурмового подразделения "Плуг". — Этот юродивый раскачивался на канате, прикреплённом к колокольному языку. Мне кажется, он глухонемой.

Штурмовик поставил передо мной человека, который тут же упал на колени, источая сильную вонь. Не столько телесную — хотя не без неё — сколько эмоциональную. Густые жёлтые волны страха исходили из глубин его разума и перебивали нечто ещё менее приятное, что витало в воздухе над городом с самого первого дня моего прибытия. Звонарь имел на спине немаленький горб, лицо носило явные следы врождённого уродства — сильная асимметрия во всём, в чём только возможно.

— Ты действительно глухонемой, или наш дорогой майор Ванпельт просто так напугал тебя своей дикой натурой, что ты дар речи потерял? — спросил я.

Звонарь не ответил, продолжая трястись.

— Как больно тебе, должно быть, жить, бедняга, — посочувствовала Крюгер.

— Г-господь посылает нам разные исп-п-пытания, госпожа, моё не из лёгких, но есть те, к-кому в жизни повезло ещё м-м-м-мээ-меньше.

Глухой, но не немой, да ещё и заика. Маска закрывала моё лицо, Крюгер свою сняла, поэтому звонарь мог читать по её губам. Понятно, также, почему он не стал говорить с Петэ Ванпельтом, у люпсов нет мимики губ, они издают звуки гортанью и движением языка.

— Спросите у него, почему он бил в колокол, и где прятался до того?