Аглая Бузылева - Заговор маски

– Доигрался! – зашипела Ждана, вскочив, и стала зажигать огонь в лампаде перед иконой.

– Тихо! – учитель тоже поднялся на ноги, сгреб книги со стола и свалил их в сундук. – Девочки! Спрячьте тетради под половицей у печи. Горислава – к прялке! Яролика, с ней на скамью сядь! Сынок, молодец, что предупредил, беги на двор, играй и встреть попа полюбезнее.

Все засуетились, исполняя приказания мужчины, сам он взял баклушу, уселся обратно за стол и как ни в чем не бывало стал вырезать из нее ложку. Испуганные же девушки собрали тетради. Яролика обернула их чистой тряпицей, в которой носила их на уроки. Горислава быстро подняла половицу, и подруги сунули туда тетради, поверх тайника надвинули циновку, скрывая его от глаз, а сами бросились на скамью.

– Чернила, чернила сотри, – зашипела Яролика, – вот, на пальце. У меня нет? – она подняла руки, оглядывая их со всех сторон. – И давай… шепчи мне что-нибудь… Ленты! Ленты мне папа привез, я буду рассказывать про них. Если вдруг спросит. Две красные, две синие, атласные.

– Атласные, – повторила Горислава машинально, со страхом выглядывая в окно, – да, синие и красные…

Дверь распахнулась, и на пороге появился священник в сопровождении учительского сына:

– Папа, смотри, кто пришел, – лихорадочно-радостно воскликнул мальчик.

Учитель неторопливо отложил баклушу, встал и с достоинством поклонился:

– Храни вас Бог, батюшка, – сказал он, – проходите, желаете ли отобедать?

Женщины тоже повставали со своих мест и замерли с опущенными глазами. Священник размашисто перекрестился на икону, обвел взглядом присутствующих, внимательно изучив каждого, включая и девушек, и наконец благосклонно улыбнулся.

– Да благословит вас Бог, дети мои. Благодарю за предложение. Я с дороги, а потому не откажусь.

Он тут же спокойно, по-хозяйски прошествовал к столу, его холодные глаза внимательно изучали каждую деталь обстановки. Девушки все также смущенно стояли возле прялки. Ждана отошла со своей скамьи у станка, взяла ухват, достала из печи горшок с теплой кашей и поставила на стол, затем подала хлеб, молоко, сыр, положила кашу в деревянную миску и с поклоном предложила гостю. Учитель начал говорить, неторопливо растягивая слова:

– Это моя жена Анна, дочь Елизавета и ее подруга Валерия. Меньшого сына, – он потрепал мальчика по светлым волосам, – зовут Сергием, а старшего Даниилом. Он сейчас к друзьям пошел. Сам я буду Алексей, я детей учу в этой деревне. – Козарин представил домочадцев, используя церковные имена, те, которые все славяне получали при крещении. – А вы, батюшка, кто будете? Проездом у нас или поселиться надумали?

– Проездом, сын мой, – ответил священник, неторопливо помешивая кашу ложкой. – Я отец Никон. Из Луковской епархии. Красивые у вас места! И церковь такая красивая, посмотришь – и душа радуется! Сам Господь ведь на тебя там смотрит! Садись, чадо, я человек простой, не нужно стоять.

– Благодарю, батюшка! – учитель снова поклонился, сел напротив священника и негромко приказал. – Возвращайтесь к своим занятиям.

Девушки тут же сели на скамью, Горислава стала прясть, шепча подруге какую-то ерунду, Ждана вернулась к ткацкому станку. Мальчик залез на полати и стал оттуда наблюдать за отцом и гостем.

– Верно, батюшка, – учитель повернулся к гостю, – церковь тут отменная. Стоишь на службе – благодатью наполняешься. И священник наш, отец Лука, такие проповеди читает – заслушаешься. Мы никогда служб не пропускаем, всей семьей ходим.

– Бог вас за это наградит, – покивал священник. – Добрый ты христианин, Алексей, а еще лучше, что учитель. Поскольку не только сам к богу идешь, но и деткам путь показываешь. Дети у тебя, как, учат ли Священное писание?

Козарин немного растерялся:

– Моих я конечно же учу, отче. Но остальных, в школе… Только наукам. Ведь отец Лука на то есть, чтоб с ними молитвы твердить да Священное писание толковать, а меня же в сан не возводили. Смею ли я брать на себя такую ответственность?

– Верно мыслишь, сын мой, хотя и не до конца правильно, – внушительно сказал отец Никон. – Священное писание есть Божье слово, и только в нем изложена истинность о сотворении и устройстве мира. Что чтению и счету учишь деток, то хорошо, а вот что Священное писание в школе не преподают и ты хотя бы как-то не рассказываешь о нем, это плохо, – его глаза непонятно блеснули.

По комнате словно холодок пронесся от этих его слов. Девушки, тихонько шептавшиеся будто о своих делах, на деле же стараясь не пропустить ни слова из разговора мужчин, примолкли. Ждана на секунду замерла, но тут же снова продолжила работу.