Пётр Африкантов - Старый дом под черепичной крышей

– А ты её и не спрашивал, – заметил Пал Палыч. – Вот походишь на занятия подольше и она тебе будет говорить.

Антон посмотрел на Пал Палыча недоверчиво, соображая – шутит он или нет, а Костя стоял и улыбался. Он-то знал, что это опытные руки мастера, сказали учителю о местонахождении глины, Пал Палыч все окрестные овраги излазил и знает где и какая глина находится.

Антон, как мы уже сказали, был года на три младше брата, белолицый и русоголовый, с голубыми ясными глазами, он верил всему, что говорил Пал Палыч, потому что учитель был у него непререкаемый авторитет.

– А вы, Пал Палыч, чего делаете? – спросил Антоша и кивнул на кусок серо-белой глины на столе учителя.

– Знаете, ребята, – учитель заговорил доверительно, – было это очень давно. Я был такой же мальчишка как и Антоша. Делали в Саратове и по деревням вокруг мастера глиняную игрушку. Игрушка уникальная и по красоте и изяществу не уступит даже Дымковской. Исчезла эта игрушка, прервалась традиция. Вот я и решил эту игрушку, а заодно и традицию восстановить. И очень надеюсь на вас. Если вы – молодёжь, меня в этом деле не поддержите, то все мои усилия тщетны. Тогда эта работа только на музей, а я рассчитываю на большее. Вон, Ярославцы, восстанавливают свою игрушку, а мы что, хуже. Хочу, чтобы снова в городе продавалась местная традиционная глиняная игрушка. Жаль только, что игрушка не сохранилась, разве только в памяти. Но это ничего, люди по памяти дворцы воссоздают.

– Храм Христа Спасителя в Москве восстановили, – вставил Костя, он любил историю и следил за новинками.

– Молодец, – похвалил педагог. – Храм восстановили, а мы должны игрушку восстановить. Игрушка – тоже храм, только храм особенный без входа и алтаря. На земле игрушка самое великое изобретение человека.

– А космические корабли!? – удивился Антон.

– Игрушка для человечества позначимее космического корабля будет, – сказал Пал Палыч.

– Ух, ты! – удивился Костя, – так и важнее?

– Важнее, важнее, – подтвердил педагог. – Игрушка хоть глиняная, хоть деревянная, любая, сотни поколений людей воспитала и всегда только доброму учила. Доброта, воплощённая в этом изделии, и есть её главная составляющая, её вечная молодость.

– Сложно это Пал Палыч восстанавливать? – спросил тихо Костя, – представить сложно, а восстановить, думаю, ещё сложнее…

– Сложно, но можно. – Утвердительно сказал Пал Палыч. – Сам игрушку помню, и люди рассказывают. Люди – они многое знают, их надо только уметь разговорить, особенно стариков, кому за семьдесят… Когда я был такой как Антон, наша семья жила в деревне, мы с отцом в Саратов ездили и в один дом заезжали, там игрушечница жила, доводились по отцу родственницей. Я, разумеется, за давностью лет почти ничего не помню, но кое-чего в памяти сохранилось.

– А что сохранилось? – спросил с любопытством Антон. Он любил всякие загадочные истории и сейчас, открыв рот, уставился на Пал Палыча, надеясь услышать от него нечто такое, от чего захватывает дух. Очень впечатлительная натура.

– Маленький я был, ребята; куда заезжали? к кому заходили? – убей, не помню. Запомнилась крыша красной черепицей крытая, голубки из дерева, выпиленные по карнизу дома. Больно уж они мне приглянулись. Ребёнок ведь что запоминает? – Всё броское, необычное. Вот я и запомнил этих голубков по карнизу… – и он пожал плечами, – вот так… Может быть, и ещё чего вспомню.

– Это и всё?? – Удивился Костя.

– А что бы вы хотели?

– А вы, Пал Палыч, в дом разве не заходили? – спросил Антон.

– Меня пить водили, пить захотел.

– И что же? – допытывался Антон.

– Да ничего, попил из ковшика, да назад пошёл. Ах, да, ещё сейчас припомнилось – у дверей встал как вкопанный, в жизни такой красоты не видал… В углу, ближе к двери, печь стоит. Печь, не печь, сказка какая-то, вся изразцами глазурованными покрытая. В Эрмитаже был, у царей и то такой красоты не видел.

– Может быть, чего запомнили из деталей? изразцы какие? Творило или труба, возможно, особенные? – допытывался Костя.

– Много там было чего накручено, разве всё упомнишь, а вот на центральном изразце печи, по центру был зверь вылеплен и так был интересно сделан, что когда печь нагреется, то у зверя во рту всё начинает светиться, вроде как пламенеть, а глаза тоже огненные становятся и как бы гудение появляется. Я пока стоял, да любовался хозяйка кричит дочурке: «Алёнка! закрывай трубу, зверь злиться начал!». Когда домой возвращались, отца спросил об этой печке. Он рассказал мне, что особо даровитые печники такие вот подсветки устраивали в изразцах, чтоб издали было видно, что печь нагрелась. А если гудение идёт, это значит тяга хорошая. Если же другой зверь просыпается и глаза открывает, то это очень даже опасно, значит тяга плохая. Таким образом, эти два зверя работу печи контролируют.