Геннадий Ерофеев - Ксенофобы и подкалыватели

– Как здоровье, бродяга? – окликнул Васильева Вольдемар.

– Ничего, слава Богу, худею. А у тебя каково с этим делом?

– Плохо, начал пухнуть, – отозвался Хабловски в тон приятелю.

– Слушай, а может, благоприобретённые признаки всё-таки передаются по наследству? Представляешь, наши будущие сыновья сразу родились бы Гераклами!

Ольгерт похлопал Вольдемара по ещё не расслабившейся после «помпок» шарообразной дельтовидной мышце.

– Уймись, краса и гордость Дозорной Службы! Был когда-то один такой… биолог. Он о подобных вещах говорил безо всяких там «может». Ну, его на лекции и спросили: «Правда ли, что если у крыс из поколения в поколение отрубать хвосты, то получится в конце концов бесхвостая крыса?» Эсцентричный биолог ответил, что да, примерно так. Тогда въедливый оппонент возьми да и спроси: «Почему же женщины в таком случае всегда рождаются девственницами?»

Вольдемар издал короткий фирменный смешок.

– Я надеюсь когда-нибудь выстругать сына, а не дочку, – поделился он весьма приземлёнными, в восприятии Ольгерта, личными творческими планами. – Но прежде надо жениться, понимаешь?

Ольгерт брезгливо наморщил нос.

– Чтобы он тоже стал Исполнителем? Фи-и, какая гадость!

– Дозорная Служба тоже не гарантирует палат каменных, – в сотый, наверное, раз со вздохом констатировал Вольдемар. – Кстати, когда запускают Программу? Ну, между нами?

– Ты ведь в данный момент в Москве? – риторически осведомился Ольгерт.

Хабловски утвердительно кивнул.

– Уже третью неделю.

– Вот тебе и ответ. Не выпускают в Поле – значит, скоро поступит вводная.

– А я краем уха слышал, что до начала учений не меньше трёх месяцев.

Ольгерт слегка вскинул брови.

– Зачем же строишь из себя тварь неинформированную?

– Хотел узнать, в какой степени доверия ты существуешь в отряде «Тридцать три», – пояснил Вольдемар с обезоруживающей откровенностью.

– Теоретическая подготовка вроде бы подходит к концу, – нехотя сообщил Ольгерт, понижая голос и одним глазом наблюдая за стукачом из ОВНУР, разносящим свежие полотенца, а краем другого глаза сканируя другого молодого человека, явного сотрудника ОБА, предлагающего молоко, которое кое-кто из тренирующихся маленькими глотками пил в длительных промежутках между упражнениями. – У нас уже все теоретики перебывали: и безвредный Бормашенко из ИМ, и молодящаяся цаца Веласкес из СИЗО, и директор ИТК со «лживой» фамилией…

– Псевдоквази, – подсказал Хабловски.

На лице Васильева проступила несвойственная ему хищность.

– Псевдоквази или Псевдоквазер – один турнепс. Нутром чую, козни у него далеко не «псевдо», а самые настоящие.

– А чем он перед тобой провинился? – с шутливым участием поинтересовался Вольдемар.

– Не нравится мне кардиффский туман вокруг наших приготовлений, – хмуро сообщил Ольгерт. – В своей лекции плешивый пендюк загодя оправдал нашу будущую жестокость.

– На учениях без потерь не обходится, – сочувственно пробормотал Вольдемар. – Запланированные потери, причём уже не в первый раз запланированные… А хорошо всё-таки, что мне в отличие от вас никого убивать не придётся. Даже понарошку!

Ольгерт осветился сардонической улыбкой.

– В том-то и беда, что на таких учениях всамделишное от «понарошку» отличить крайне трудно, если не невозможно. И ты, мин херц, не зарекайся насчёт «убивать».

Хабловски прокомментировал сказанное многофункциональным крякающим звуком.

– Ох уж эти мне недоучившиеся режиссёры-постановщики! Четыре сбоку – ваших нет.

– Четверо их только номинально, – возразил Ольгерт прокисшим голосом. – Вообще-то и пятый есть – какашка зелёная из ККК. Господин Полифемцев. Но по большому счёту режиссёров всего двое: наш полоумный старикан да плешивый директор ИТК.

– Ну и кто победит, по-твоему? – жадно спросил Вольдемар.

– Как всегда, красные синих.

– Я не то имею в виду.

– Тогда не знаю, что и сказать. Но один другого обязательно подставит. Лично я думаю, что у Псевдоквазера шансов больше. Хотя и наш свихнушийся на ксенофобии Гарольд Борисович не лыком шит.

Относительную тишину тренажёрного зала разорвал резкий и упрямо-настырный звонок тревоги.

– Мать моя королева-девственница! – воскликнул Ольгерт и встретил озабоченный взгляд Вольдемара.

– Тьфу! – коротко выразился Вольдемар.

Исполнители бросали железо, обращая потные лица к заглушаемому сигналом тревоги динамику спецсвязи. Кто-то предусмотрительно вырубил неслышный теперь джаз.