Следующая точка на воображаемой диаграмме – «жизнь существует». От неё ведут линии к точкам «жизнь, которую мы знаем» и «жизнь, которую мы не знаем». О первых двух упоминалось только что. О «жизни, которую мы не знаем», на самом деле нам кое-что, конечно, известно, поскольку в нашем распоряжении имеется мощнейший современный математический аппарат и старый добрый дедуктивный метод.
Далее, от каждой точки тянутся линии к точкам «жизнь неразумная», но эти тривиальные случаи мы в целях экономии времени рассматривать не станем в предположении, что располагающие временем индивидуумы сами смогут подробно рассмотреть братьев наших меньших в любом приличном зоопарке. Оговоримся также, что употребляя слово «жизнь» в контексте нашей лекции, мы будем подразумевать исключительно жизнь разумную.
О «разумной жизни, которую мы знаем», Исполнителям, надеюсь, известно гораздо больше вашего покорного слуги. Вот здесь образуется вилка, один зубец которой ведет к гуманоидам, а другой – к негуманоидам. Между теми и другими в природе существует непрерывный (строго говоря, всё-таки дискретный, но с пренебрежимо малым шагом) ряд разнообразных промежуточных форм. Наша схема отличается от разработанной в двадцатом веке классификации только одной точкой, соединённой на графике с точками «жизнь разумная» и обозначающей непредсказуемый и невиданный прежде впечатляющий класс «разумных химер». Говорить о них можно бесконечно, но, – Муамар Хаддафович бросил взгляд на так называемый хронометр О. Горожанина, – нас уже поджимает беспощадное время, поэтому давайте оставим эту многообещающую тему до вполне вероятного следующего раза.
Сейчас же замечу только, что разумные химеры страшны и опасны, но, как хорошо известно опытным Исполнителям, наибольшую опасность представляют для нас не они, а обыкновенные гуманоиды и особенно гуманоиды с полностью идентичной нашей с вами анатомией, морфологией и физиологией. Помимо специфических трудностей распознавания словно нарочно закамуфлировавшихся под Хомо сапиенса существ, каждому Исполнителю и вообще любому нормальному человеку, гражданину и патриоту, сумевшему распознать чужака в человекоподобном обличье, придётся столкнуться с архисерьёзной проблемой психологического свойства, возникающей при неизбежных силовых контактах с коварными братьями по разуму: ему будет очень непросто поднять руку на внешне не отличимых от нас, словно клоны от подарившего им жизнь генетического донора, полностью антропоморфных гуманоидов.
Отсюда с неизбежностью вытекает, что каждый уважающий себя Исполнитель должен сознательно уходить от антропоцентристской идеологии, постоянно воспитывая в себе лютую ненависть к инопланетному врагу и беззаветную любовь к породившей его, так сказать, родине. Вот тут-то и должно пригодиться очищенное от антропоцентристской патины подлинно материалистическое метамышление, я бы сказал, над-мышление. Воображая являющегося вашей точной копией противника в виде неодушевлённого шаткого двуножника или, в крайнем случае, в виде Caelestites sexangulatus (шестигранника с неба), вы легко преодолеете мнимый психологический барьер и с успехом выполните стоящую перед вами задачу.
Господин Псевдоквазер с жадностью допил то, что называлось водой, взглянул на универсальный хронометр и, удовлетворённо облизнувшись, сказал:
– На этом разрешите закончить эту весьма поверхностную лекцию, которую я скромно предпочёл бы назвать кратким сообщением. Есть ещё немного времени, чтобы ответить на всего один вопрос. Повторяю, всего лишь на один.
Тут же вытянулся лес рук, но Ольгерт Васильев просто из кожи вон вылез и приглянулся-таки торопящемуся унести ноги «шестиграннику с трибуны».
– Пожалуйста, молодой человек! – Муамар Хаддафович сделал приглашающий кивок.
– Скажите, а правда ли, что космология – это такая наука, которая рисует самые грандиозные картины самыми разбавленными красками? – жадно спросил Ольгерт.
– Совершеннейшая правда, – без обиняков подтвердил господин Псевдоквазер.
– А правда ли, что время от времени госпожа Природа подкрадывается к учёным и дает им хорошего пинка за такого рода рисование? – незамедлительно ввернул любознательный Исполнитель.
– Я и сам их неоднократно получаю, – признался господин Псевдоквазер.
Аудитория разразилась одобрительным смехом.
– Тогда позвольте последний, третий вопрос, – не отставал прилипчивый, как слизь кожных желёз кругорота, Ольгерт. – Бог троицу любит, и я бы хотел узнать, какого цвета краски используете в написании картины Мироздания лично вы?
Читать дальше