Olivia Patterson - Ноты в венах

Поднялись голоса: разочарованные, радостные и один ошарашенный.

– Винс! Твою колокольню! Винс, не стой столбом фонарным, иди, – меня хлопали по плечам и я с подозрением направился вперед, попутно пытаясь придти в себя.

– А вот поднимается! Да я смотрю, ты парень крепкий! Ну, валяй, кого хочешь себе в соперники?– на меня пристально уставились все глаза и волосы в помещении. Яркий лимонный цвет и пересохшее горло. Я не мог понять, что от меня хотят и с той же пристальностью наблюдал за ведущим.

– Если ты не запомнил участников, могу повторить,– его физиономия неподалеку суетилась и распиналась. От него веяло сценой, тем запахом ,который редко умудряешься встретить, запах славы, гримерной и дымящих машин.– Итак: Кавелуя, Вариер, Эмили и Марионетка. Выбирай с умом, ты же не хотел бы огрести слишком быстро.

С перспективой того, что должен проиграть, я смириться не мог. Нужно выбрать кого-то заведомо физически слабее, я тут впервые.

– Эмили.

– Достойный соперник! И снова – Эмили, душка, выходи на сцену.

Меня спросили о песне, выдали оборудование и легонько похлопали по плечам, будто маленького ребенка, впервые столкнувшегося с последствиями своих хулиганств. За сценой слышен был только неряшливый гул зала, старательно прорывающегося за невидимый обволакивающий меня и Эмили звукоизолирующий купол. Соперница была настроена серьезно, посмотрев на неё, я вспомнил ,что мне нужно придумать метод борьбы.

Я думал лихорадочно, перебирал варианты, которыми я мог если не выбить противника из колеи, то уж точно заставить сосредоточить внимание. Мне хотелось её впечатлить. Стоя босиком на барабанах, пробуя их на звук кончиком стопы, она была такой красивой.

– И мы, пожалуй, начнем!

Времени не оставалось. Если не начать действовать, выбывшим буду я.

Подготавливая меня, мне быстро и невнятно задали вопрос о том, какую песню я выбрал. Не в темп спрашивающему технарю я, помедлив, озвучил своё решение.

Я старался представить себя на улице, непринужденно напевающим мотив, который навязчиво крутился у меня в голове, но музыка гудела так, будто я находился в тесной коробке из звука. Меня хлестала волна энергии. В моем теле бурлил азарт, и я не знал, куда его направить. На неё? Сбить её с ритма?

Она, не замечая моих атак, порхала дальше, подол юбки соотносимо с её движениями колыхался так, будто я ничего не предпринимаю. Мои руки затвердевали в воздухе и падали от бессилия словно бетон. Недостаточно усерден. Недостаточно напорист. Мне не приходило в голову, а может, она запросто развеивает мои атаки, предсказуемые для неё.

Я кричал, чувствуя, как мой голос немеет. Оглушенный, я не слышал себя – высоко брал. А музыка наполняла, стреляла, колотила меня силой, и это, правда, было с её стороны бесполезно. Я ощущал, как через волны моего ритма прорываются чужие, сосредоточенные.

Через несколько мгновений в моей песне начался последний отрывок перед припевом, где я мог что-то сделать. Мелодия притихла, будто последние мелкие ручьи внутри океана присмирели. Я начал петь сложную партию, технику которой выучил в детстве. Я начал осторожно, постепенно выводя ноты своим голосом, как узоры перьевой ручкой. В конце я отпустил поводок, и, будто цунами, звуковые волны захлестнули пространство, мутные, пышущие, своенравные. Выстрелили. Набросились. Опустошили.

Вокруг все затихло. Я, закрывший глаза, оглушенный, еще и ослеп. Красное свечение пробивалось сквозь муть темноты. Кажется, аварийные огни? Это я? Что я наделал?

Обессиленный, я провалился в сон.

В горле комом стояла сухость. Я открыл глаза, не ожидая увидеть ничего хорошего.

Наверно так бы выглядел постапокалипсис. Люди, не живые не мертвые, лежали обездвиженные и почти бездыханные. Все без исключения: парни, девушки, подростки… И абсолютно все с бесцветными волосами. Внутренности скрутило от ужаса, я долго не решался сдвинуться с места. Во время нашего выступления что-то произошло, и такое точно не могло произойти из-за меня. Некоторые лампы в помещении лопнули, их свет растекался по стенам, словно кровавые следы. Я пригляделся к телам, из ушей всякого, к кому я присматривался, текла кровь.

Может я и сам мёртв, и моя душа скоро вспорхнет в небеса? Я ощупал свои уши, и крови не обнаружилось. Я перевел взгляд на сцену. Эмили также не двигалась, но её дыхание было заметнее, чем у остальных людей, волосы не потеряли цвет и её уши были целы. Одно имя заставило меня содрогнуться, когда всплыло в сонном сознании. Джек. Где же он? Я быстро дошагал до того места, где мы стояли. Его не было. Я продолжил перешагивать через людей, не обращая внимания на внутренние замечания о какой-нибудь невзначай появившейся плохой примете. Всё было напрасно ни одежды, ни силуэта Джека я не увидел. И после того, как грудь начала стесняться пассивной паникой, я вдруг понял, что он, может быть уже на ногах, присоединился к серой армии ни живых и даже не мертвых людей, которых я, поднимая голову, видел в фойе, которые апатично бродили в поисках звуков.