Юлия Михалева - Найденная

И вдруг шум заглушил новый звук: плач младенца. Отчаянный, истошный.

– Оля! Оля, что ты творишь?!

Брайс узнала голос мистера Орлова и окончательно потеряла сознание.

Глава 2.

Новое слово

Ольга окончательно лишилась рассудка. Теперь это совершенно очевидно. К тому и шло.

– Так что будем делать с младенцем, Сергей Аркадьевич? – опять напомнил Щукин, словно о таком можно забыть.

Орлов, нахмурившись, отмахнулся – оставь и сгинь одновременно. Управляющий скрылся в дверном проеме.

Да, Ольга сошла с ума. Боже, да это ведь просто уму немыслимо: жечь в печи детей! Видимо, все оттого, что собственных Господь им так и не дал. А уж что для этого они только не делали! И кто бы только мог знать, что молодая жена – она чуть ли не в дочери Орлову годилась – окажется пустоцветом?

Ольга больна. А он, не желая с ней расставаться, упорно закрывал глаза на ее недуг. Более того, вместо лечения еще и потакал болезни.

Младенец пискнул в корзине, которую поставили на стол в кабине Орлова. Он приподнялся и заглянул в нее. Прелестная девочка! Кожа белее мела, глаза-бусины – синие-синие. Он протянул ей палец, и малышка ухватилась за него до смешного крохотной ручкой. Счастливая – совсем не успела обгореть. А ведь Орлов должен был вернуться только следующим утром. Случайность спасла жизнь крошки.

Но девочка не взялась из ниоткуда. Она чья-то. Кто-то из деревенских подкинул ее на порог усадьбы. Поступок предосудительный, да что там – безнравственный. Но могла ли помыслить эта нерадивая мать, что произойдет с ее младенцем в барском доме?

Малышка агукнула.

Орлов потер виски. Кошмарная ночь сказалась муторной головной болью наутро. В тряской повозке, подскакивавшей на каждом ухабе так, что немудрено и зубов лишиться – так сильно они порой сталкивались друг с другом, – он мечтал о мягкой перине. Однако в свете домашних событий о ней пришлось позабыть. Орлов так и не ложился.

А девчушка и правда славная.

Для начала ей нужна кормилица, но ее поисками в деревне он своих челядинцев уже озадачил. Велел также, обходя дома, обращать внимание на занемогших баб и девок: очень хотел Орлов отыскать мать крошки. Уж больно чудесным было ее спасение, чтобы просто отдать девочку отцу Алексию, а там как ей повезет: или новая семья, или послушание и работы в монастыре и монашество.

– Найдем твою мамку и спросим, что за доля вынудила ее расстаться с такой красавицей. Может, денег им надо, а скорее всего, нагуляла тебя от какого-нибудь молодца. Но и то, и это решаемо: и денег дадим, и поженим, – ласково пообещал Орлов малютке, поглаживая пухлую щечку.

И, главное, за дальнейшей ее судьбой он будет зорко следить. Наверняка она ей уготована нерядовая.

– Григорий! – позвал Орлов.

Управляющий точно до сих пор терся где-то в усадьбе, перемывая с дворней кости хозяевам. Но на зов не откликнулся.

Орлов распахнул окно кабинета, выглянул во двор. Старый конюх Тарас вел к конюшне буйную кобылу Ночку, как видно, снова пойманную за усадьбой. Увидав барина, снял шапку.

– Григорий Ильич здесь?

Старик махнул рукой в направлении деревни.

– Пошли-ка за ним кого-нибудь, Ваньку или Николку. И заодно всем скажи, кого встретишь, что я жду в столовой. Да и сам заходи. Разговор к вам есть.

С ночи, надо надеяться, страсти поулеглись, все успели отплакаться, понюхать солей, замахнуть горькой – словом, прийти в чувство, кто как умел. И, возможно, теперь, на свежую голову, их ответы будут вменяемыми, а может, и полезными в поисках деревенской матери-кукушки.

Но прежде, чем возобновлять расспросы прислуги, Орлов заглянул к жене.

В спальне пахло эфиром и травами. Даже в век прогресса, когда на дымящем железном монстре можно из столичного Петербурга добраться до Москвы менее, чем за сутки, наука и суеверие часто идут бок о бок. Накануне Ольга по настоянию Орлова приняла лауданум, а затем, очевидно, горничная (одно название, обычная сенная девка!) угостила ее средствами от знахарок.

Ольга еще не вставала. Откинув тонкий полог кровати, Орлов смотрел на жену. Она лежала на спине, по грудь укрывшись покрывалом. Тонкие белые руки скрещены на животе, льняные волосы раскиданы по подушке. Глаза закрыты.

Орлов осторожно присел на край. Слегка прикоснулся к маленькой руке. Теплая.

– Спишь? – шепнул он.

Ольга открыла глаза. Огромные, светло-серые, ресницы длинные. Орлов до сих пор помнил, как заглянул в них впервые, и с тех пор знал, что «утонуть в глубине очей» – не поэтическое сравнение, а данность.