Юлия Михалева - Найденная

Во дворе засвистели.

– Тпру! Стой, Ночка!

Разбуженная кормилица высунулась в окно.

– Куда ж запрягли, да еще так нарядно? В город барин едет? – удивилась она.

Брайс продолжила попытки вчитаться. Но снова не удалось: за дверью послышалось шорканье.

– Выходи, Анфиса, пора в храм. И вы с нами езжайте, Анна, – сказал мистер Орлов.

– Как в храм? Разве праздник? – удивилась кормилица.

– Потиту будем крестить.

Потита. Невероятно, но мистер и в самом деле звал незаконную дочь картошкой.

Брайс спустилась во двор, где ждала крытая повозка. Отчего-то в нее запрягли не смирную рыжую лошадь, небольшую и коренастую, которую обычно брал мистер, а непослушную черную. Недавно она сбросила управляющего, пожелавшего ее опробовать, а до того раз пять – и это только на глазах Брайс – молодого конюха. И сейчас не стояла тихо: пятилась, пыхтела.

– Ох, и худая затея у барина, – говорил теперь тот сброшенный конюх старику-Лешему, пытаясь поправить упряжь. – Не объезжена она толком.

– Да что ж ты каркаешь все, Ванек? До деревни – рукой подать, что выйти может?

К повозке подошли мистер Орлов и кормилица с ребенком на руках.

– А куда подевался наш крестный? – осмотрелся мистер.

– Егорий Ильич-то? В деревню подался, – ответил старый конюх.

– Вот как, – шевельнул бровями Орлов, садясь в повозку.

Кормилица полезла следом. Повозка накренилась, а затем покатилась назад – кобыле на месте не стоялось. Брайс все меньше хотелось отправляться в эту поездку, но что делать? Она шагнула в повозку, предвкушая рывок лошади и свое позорное падение на глазах мистера и прислуги. Но на этот раз кобыла не шелохнулась. Конюх забрался вперед – на облучок, как здесь говорили.

– Нооо! Пошла, Ночка!

Повозка тронулась и покатилась. Кормилица глядела на младенца, завернутого в белую простыню с кружевами, а мистер Орлов – в окно. Брайс, севшая напротив, недостаточно быстро поймала себя на том, что открыто рассматривает его. Пусть этого никто и не заметил, а все же негоже забывать о приличиях. И Брайс тоже стала смотреть в окно, теперь бросая взгляды украдкой.

А за окном – буйство до непристойности ярких красок. Красный – листвы, желтый – полей, синий – глубокого низкого неба, серо-голубой – ручья, ставшего спутником на развилке, и вдали – зелень лесных елей. От видов здешней природы так и тянуло взять мольберт. Но способности у Брайс скромные. А если бы, несмотря на это, она все же решила поддаться порыву, то нет ни бумаги, ни кистей, ни красок, и в деревне их не купить. В конце месяца, когда миссис Орлов даст Брайс выходной, она посетит ближний город, и там…

Повозка резко подскочила – так, что Брайс ударилась затылком о обитый тканью потолок, – накренилась и полетела куда-то вниз.

Мистера, кормилицу и Брайс швыряло из стороны в сторону. Экономка больно ушибла локоть, и прямо на лицо ей упал выпавший из-под сидения саквояж. Она попыталась столкнуть и его, и сверток, который следом камнем упал на грудь. И в этот миг дверь раскрылась. Брайс уже не перебрасывало внутри повозки – она катилась вниз. А потом ее еще раз подкинуло и бросило.

Острая боль в спине. Как вокруг мокро. И на груди тяжело. Что-то влажное коснулось щеки, защекотало и, всхрапнув, исчезло.

Брайс лежала в ручье, так и не выпустив прижатый к себе сверток. В паре шагов мирно пила вороная кобыла, а шагах в десяти грудой выглядывали из воды остатки разбитой коляски.

– Люди, жив барин! – крикнули над головой.

Очевидно, от удара Орлов лишился сознания. Вздохнув поглубже – отчего так больно, так тяжело дышать? – он открыл глаза. И встретился ими с глазами конюха. Тот смотрел на Орлова сверху – если бы повозка была цела, там бы находилась ее задняя часть, а теперь зияла дыра.

– Давай руку, батюшка, подыму тебя, – конюх протянул ладонь.

Орлов шевельнулся и застонал: вся правая сторона отдавала болью. Понятно, почему тяжело дышать – придавили обломки. Плотно сжав губы, он двигал плечами, чтобы высвободить руки. Снаружи начали помогать, вынимали куски, до которых возможно было дотянуться, и Орлов смог вздохнуть. Но, увидев свою освобожденную руку, едва снова не лишился чувств – из залитого кровью рукава ниже локтя выглядывал осколок кости.

– За левую сторону тяните! – зажмурившись, попросил Орлов.

Но тащили за все, что придется. Орлов прошептал молитву: и за спасение благодаря, и чтобы от криков боли сдержаться.