Эйке Шнайдер - Чистильщик

– Я не удержу одна! – крикнула Ингрид.

Эрик оглянулся.

Капли, или насекомые, или чем там на самом деле были эти тусветные твари, все сыпались и сыпались, но не отскакивали от земли, а будто прилипали к ней, раскатываясь в стороны, и там, где только что росла трава, уже не осталось ничего даже похожего на зелень. Но разглядеть получше Эрик не мог, потому что Ингрид плела барьер, и твари уже не катились, а натыкались на него и собирались сперва горкой, потом – словно наполняя огромный невидимый стакан.

– Что делать? – спросил он.

– Жги!

Пламя бессильно скользнуло и рассыпалось.

– Горячей!

Эрик прокусил губу до крови. Внутри столба, очерченного Ингрид, полыхнуло изжелта-белым.

– Так?

– Да. Теперь держи!

Он кивнул, понимая, что надолго его не хватит. Дар Даром, способности способностями, но ничто не дается просто так.

Ингрид шмыгнула носом, втягивая красную каплю.

– Альмод! Все ляжем!

– Готово.

Чистильщик выпрямился, шагнул ближе, и Эрик снова узнал свое плетение. Только теперь это походило на мельчайшее сито, подставленное как раз под «устьем», из которого все сыпались и сыпались твари.

– Ингрид, можешь отпускать.

– Но…

– Подхвачу, если что. Мне любопытно, – улыбнулся Альмод.

Эрик не раз видел подобное выражение лица у профессоров, собиравшихся показать школярам интересный эксперимент.

– Нашел время, твою мать!

Он снова ухмыльнулся:

– Как еще проверить, не попробовав? Отпускай. Эрик, ты тоже.

Пламя погасло. Столб дохлых тварей осыпался со стеклянным звоном. Ничего не произошло. Только падали и осыпались новые капли, ведя себя как совершенно обычная стеклянная дробь, круглая и безвредная.

– Охренеть… – выдохнула Ингрид, оседая наземь.

– Ага, – согласился Альмод. – Вот тебе и нет практического применения.

– Так они в самом деле живые? – поинтересовался Эрик.

Ни за что бы не поверил. Но плетение действовало на эти… штуки? тварей?.. как на любое живое существо: когда распад берет верх над созиданием, приходит смерть.

– Не просто живые. Разумные. Если дать им этот разум проявить.

Ингрид передернулась:

– Не накаркай.

– Не в этот раз точно, – пожал плечами Альмод. – Эрик, подхватишь? Твое плетение, в конце концов.

Эрик кивнул, сосредоточился. Хоть бы с первого раза получилось, еще не хватало опозориться перед этими.

– Да ладно?! – удивилась Ингрид.

Альмод кивнул.

– Любимчик Лейва, значит… – протянула она.

– Хватит! – не выдержал Эрик. – Я не виноват, что у меня есть мозги!

Плетение, конечно же, сорвалось. Он ругнулся, начал сначала.

– Ингрид, присмотри за Фроди, – сказал Альмод. – Мы вдвоем разберемся.

Твари сыпались. И сыпались.

– Как долго это длится обычно? – спросил Эрик.

– По-разному. Когда пару минут. Когда час. Однажды – сутки, и мы уже думали, что не удержим.

– А как узнать?

– Никак. – Альмод помолчал. – Держать это куда проще, чем огонь. Знать бы раньше…

Он дернул щекой, словно вспомнив что-то неприятное. Эрик любопытствовать не стал. Так и молчали, пока что-то неуловимое в мироздании снова не изменилось и поток не иссяк.

Альмод удовлетворенно кивнул:

– Ингрид, давай к старосте. Кроме платы пусть выделит избу и пришлет кого-нибудь с носилками.

Эрик огляделся: черные поля, лес примерно в полулиге. Дома у горизонта. Надо же… Впрочем, он слышал, что прорывы всегда бывают недалеко от жилых мест. Словно тварям мало силы самого мира, подавай силу разумных.

Девушка помедлила:

– Нас не должны были звать, пока не привели четвертого.

– Да. – В голосе Альмода прозвучало раздражение, словно она говорила о чем-то очевидном. – Узнаю, кто пророчил, – голову откручу.

– Если не случайная ошибка.

– Это я тоже узнаю. Иди, сейчас все равно ничего не исправить.

Девушка, кивнув, направилась к деревне.

– А ты давай сюда, кое-что покажу.

Альмод снова опустился рядом с Фроди, Эрик присел рядом. Оказывается, тот был не только жив, но и в сознании. Процедил сквозь стиснутые зубы:

– Подопытную крыску нашел?

– А как же.

На то, что осталось от спины, смотреть было жутко – алое, сочащееся сукровицей месиво, темно-багровые струпья, кость… «Край лопатки», – определил Эрик, прежде чем успел ужаснуться. Нельзя же смотреть на живого человека как на экспонат анатомического театра?..

Или можно? Лицо и голос Альмода были абсолютно спокойными.

– Вот здесь, здесь и здесь, – показал он. – Не успел сжечь, твари ушли в ткани.