Максимилиан Жирнов - Тринадцатая жертва

Девочка засмеялась:

– Нет, папа бы тогда вас выгнал.

– Ну, я как минимум конкурент твоему папе. Работаю с ним в редакции. Фотографом.

– А! Привет, коллега! – девчушка достала игрушечную камеру, щелкнула кнопкой и вновь залилась смехом.

Я показал девочке язык. Она хихикнула и в ответ высунула свой. Похоже, ей стало весело, что взрослый дядя ведет себя как ребенок. С минуту мы то и дело дразнились, а потом из ванной, растирая голову полотенцем, вышел Перси в домашнем халате и тапочках.

– Лиза, ты снова пристаешь к гостям? Ну-ка быстро в свою комнату! – фотограф сказал это не терпящим возражений тоном.

Девочка обиженно надула губы, но строгий приказ выполнила без капризов. Правда, кроха мстительно хлопнула дверью, выставляя напоказ испорченное настроение.

– Может, не стоило так жестко?

– Да Лизка на голову залезет, если ее не приструнить. Старшенький спит давно, а ее разве уложишь?

Фелпс поднялся на второй этаж. Лиза тут же приоткрыла дверь своей комнаты. И снова мы начали переглядываться, показывая друг другу языки. И снова нас оборвал строгий отец. Но напоследок я все же показал язык маленькой проказнице.

***

Босс и Нинель терпеливо ждали нас в фотолаборатории. Никто из них не спросил, почему мы задержались. Всех интересовало только дело. Фелпс, в новой рубашке и пиджаке устроился на диване, я же закрылся в проявочной. Все, что происходило снаружи, было прекрасно слышно. Дверь же свето-, но не звуконепроницаемая.

Несколько секунд я напряженно размышлял. Снимать пришлось с недодержкой, значит, нужно поднять чувствительность пленки. Придется проявлять чуть дольше, главное не затянуть, иначе – вуаль. А это все – прощай, карьера…

– Больше я не подписываюсь на такую работу, – произнес Фелпс с истерическими нотками в голосе. Видимо, нервное напряжение только сейчас дало о себе знать. – Можете меня уволить! Это Блейку все равно. Он как танк! Его что, все это не касается? Питер, а? У меня двое детей, между прочим!

– Выпейте кофе и успокойтесь, – босс говорил мягко, словно убаюкивал собеседника. – Обещаю, впредь будете освещать только светские рауты и жизнь бомонда.

С минуту Перси звучно прихлебывал из кружки. Потом Ольсен сказал:

– Расскажите нам все, господин Фелпс. И с подробностями. Нинель ждет.

Перси закончил свою речь как раз когда я промыл пленки и залил бачки свежим закрепителем. Теперь я мог выйти, что называется, к людям.

– Вы закончили, Блейк? – тут же спросил Ольсен.

– Нет, нужно, чтобы фиксаж отработал. Десять минут еще.

– Тогда выкладывайте, что произошло. Наша королева пишущей машинки потом скомпилирует.

Я, в свою очередь, поделился своей точкой зрения. Правда, мне пришлось прерваться, чтобы слить фиксаж, промыть пленки и повесить их сушиться. Нинель слушала меня, высунув язык. Тонкие пальцы, торчащие из раструбов длинных рукавов, едва подрагивали на клавишах пишущей машинки. Фелпс кривился и рассматривал собственные холеные руки – очевидно, заново переживал опасное приключение. Ольсен положил грубые ладони на колени и прищурился. Когда я произнес: «Все» – босс словно очнулся.

– Что ж, Нинель! Пишите заголовок! Попытка преступных группировок договориться привела к перестрелке. Погибли несколько бандитов, включая глухонемого палача, известного под именем Малыш Билли.

– Откуда вы все это знаете? – вырвалось у меня.

– Ты сам слышал пальбу. А как ты считаешь, Блейк, когда бандиты нашли труп Билли, они затеяли расследование вроде полицейского? В этой среде другие методы.

Загрохотала пишущая машинка. Я вернулся в проявочную, отпечатал несколько снимков и предъявил их Ольсену. Увидев изуродованный труп глухонемого Билли, шеф в буквальном смысле схватился за голову:

– Вы что? Это в печать нельзя! Гангстеры сразу просекут, кто завалил палача. И тогда готовь некрологи!

– А кто сфотографировал их сходку, они не просекут?

– Мы же не полные идиоты. Или ты считаешь, что под снимком будет гордо красоваться подпись: авторы – Питер Блейк и Персиваль Фелпс? Разумеется, я напишу, что снимок анонимно предоставлен местным жителем. Да о том, что журналисты влезут куда угодно и без мыла, бандиты и так знают. Но фото мертвого тела – однозначный приговор нам всем. Нинель! Ни слова об убийстве!

– Ясно, босс! – буркнула под нос журналистка, не отрываясь от пишущей машинки.

Ольсен приготовил всем кофе, нарезал бутерброды с сыром и открыл банку шпрот.

– Угощайтесь. Сегодня мы все поработали на славу, – в голосе босса не было ни капли пафоса. Лишь констатация факта. – Питер, тебе что, наплевать на собственную жизнь?