Дарья Шварц - Чернолунье 2. Воровка сердец

Бесстыдно и дерзко. Но, похоже, такого мнения придерживались только Лилит и Зен. Остальных несильно поражал её откровенный наряд, который в Алнаире сочли бы верхом неприличия.

А женщина шла и купалась в лучах славы, пока Лилит, Зен и Климент жарились под палящим солнцем у подножия лестницы. Их даже близко к дворцу не подпустили! И пришлось стоять под лестницей возле помпезной кареты, отделанной золотом. Она имела королевский герб и четвёрку лошадей.

Отсутствие чёрного плаща, но наличие фрака, не спасало Лилит от удушливой жары. Да и её тёмные волосы, собранные лентой в хвост, нагрелись на солнце в один миг, от чего ей стало ещё невыносимей. Она уже проклинала эту страну и эту глупую Франческу, которую приходилось ждать.

Зачем им понадобилось ехать за какой-то танцовщицей, когда они направляются совсем в другую сторону, к принцу Менкара? Всё просто:

Франческа Рамос – подарок Сегинуса на свадьбу Шелле. Её задача сугубо дипломатическая: станцевать на главном балу свой народный танец и упорхать восвояси. Это и будет проявлением уважения Сегинуса к Алнаиру и его династии.

Де́ла на пять минут. А «тени» должны маяться на жаре битый час, получать солнечный удар, но ждать, пока Франческа насладиться минутой славы и снизойдёт до них.

Взмыленный Климент перескочил несколько ступеней с самым счастливым и благородным лицом, которое только мог изобразить, и предложил танцовщице руку. Она ослепительно улыбнулась одними губами и взяла его под руку. Чинное шествие продолжилось.

– Зачем весь этот цирк? – спросила Лилит, оттянув вниз ворот рубашки.

– Так Сегинус, показывает свою мощь, – пропыхтел Зен, смахнув со лба горячий пот.

– Мощь? – презрительно поморщилась воровка. – Но они же не вооружением хвастаются.

Зен скривился, словно Лилит сморозила неописуемую глупость.

– Мощь страны не только в вооружении, но и в количестве денег, которое они могут потратить на торжественные мероприятия, – объяснил он. – Сейчас нам демонстрируется достаток, слава и процветание Сегинуса. По идее мы должны почувствовать себя ущербно.

– Не чувствую ничего кроме отвращения, – высказалась Лилит.

Её взгляд упал на худых людей в дальних рядах за железными ограждениями. Многие из них выглядели бедно: одежда застиранная, блёклая, у некоторых отсутствует обувь, а ведь повсюду дороги выложены острым гравием. Нечего было говорить о детях, одетых то ли в наволочки, то ли в мешки из-под картошки.

– Они тратят деньги народа на такую чушь.

Зен искоса глянул на неё, но сказать ничего не успел: подошёл Климент рука об руку с танцовщицей. Её яркое платье с белыми рюшами на рукавах и поясе показалось Лилит таким вычурным и неуместным на фоне общей бедности, что её замутило от отвращения.

Зен открыл дверцу кареты, пока женщина кидала на Лилит презрительно-насмешливые взгляды. Её волосы, собранные в высокую причёску, и густые «брови-в-разлёт» были тёмно-коричневыми, будто жжёный кофе. На белённое пудрой лицо спадало несколько витых локонов, уходивших чуть ниже подбородка. Золотистые глаза сильно подведены тенями, но даже ониэто не могло скрыть морщинки у переносицы и на шее. Всё это, пусть и завуалированное тонной косметики, выдавало её не самый молодой возраст.

Лилит насмешливо фыркнула-кашлянула в кулачок. Но от Франчески это не укрылось.

Она вздёрнула нос, придержала подол платья и с самым надменным видом легко заскочила в карету.

Климент укоризненно посмотрел на Лилит, а она лишь плечами пожала, мол, откуда еймне знать, что нашло на эту аристократку.

Воровка залезла в карету после Климента, усадившего её рядом с Франческой, что демонстративно отвернулась к окну. Последним влез Зен растрёпанный и помятый от жары. Похоже, он переносил солнце гораздо хуже остальных.

Что там говорил Климент? Что Зен с материка вечных дождей и солнце там – большая редкость?

Ему досталось место напротив Франчески, активно источавшей ароматы сладкого фруктового парфюма. Лилит мысленно посочувствовала ему.

Климент же, сложив руки на груди, с хитрым прищуром наблюдал за ними. Нет. За Лилит. Она послала ему дерзкую усмешку и отодвинулась подальше от танцовщицы и её пышного платья.

Карета тронулась, и лошади с тихим цоканьем припустили рысцой по узкой улочке.

Низкие дома цвета слоновой кости с красными крышами тянулись за окном нескончаемой вереницей. За каретой бежали озорные мальчишки и выкрикивали что-то радостное, подбрасывали шляпы. Многие пожилые люди на улицах останавливались и благоговейно склоняли головы; лица помоложе – с любопытством таращились на проезжающую мимо карету.