Дарья Кандалинцева - Ведьмы горят на рассвете

Тогда я не боялась огня. Мне было восемь, и его серебристо-синие языки разве что завораживали, а лёгкость, с которой пламя поглощало деревянную раму окна, обращая её в дым и пепел, поражала. В ту ночь ничего сильно не пострадало помимо кухонной стены и окна, и никто не пострадал. Когда же соседи начали задавать вопросы, мама сказала, что увидела кровь на кухонном столе – кровь кузины. Сказала, что не смогла эту кровь стереть, поэтому пришлось сжечь. Когда мама поняла, что никто ей не верит, то стала всё отрицать и никогда больше об этом не говорила.

И всё же, что-то там было. Что-то, что заставило её измениться с тех пор. Теперь мама могла подолгу смотреть в пустоту или сказать что-нибудь неожиданное и бессмысленное, всего несколько слов, которые при желании можно было бы списать на высказанную вслух мысль или внезапное воспоминание, однако все эти оправдания не имели значения. Люди никогда не забывают о твоих недостатках. Дети в школе не забыли о моих.

«Если твоя мамаша чокнутая, то и ты тоже!»

«Уже хочешь поджечь школу? Нет? Почему?»

«Ха, а может она не чокнутая, а настоящая ведьма? Давай, Ярослава, продемонстрируй своё колдовство!»

Их смех обращался в шутки, шутки становились жестокими, а за жестокими шутками следовали драки, в которых я всегда проигрывала. Может, я сама виновата, потому что начала первую драку и ударила мальчишку, который назвал меня психопаткой, и – это оказалось ошибкой. С тех пор компания воодушевленных подростков, которая выбрала себе врага, верила, что имеет полное право кидаться в меня камнями. Моя жизнь в школе обратилась в кошмар. Хотелось бы мне и правда обладать магией, хотелось бы мне и правда быть ведьмой, ведь тогда бы я могла заставить их всех пожалеть о своих словах…

Богдан всё ещё ждал, пока я отвечу.

– Думаю, я сломала однокласснице нос, – я натянуто рассмеялась, вздрогнув, когда почувствовала синяк.

– А где была твоя сестра?

– Я не могу всюду ходить с Татой, Богдан.

– Даже если это спасает тебя от синяков?

– Я не хочу… – «Быть ей обузой». Мама пыталась ругаться с учителями и другими родителями поначалу, однако это приводило лишь к новым моим дракам. К новым синякам. Поэтому проще стало врать и прятать синяки, да и кроме того я не хотела, чтобы мама грустила ещё сильнее из-за моих царапин. Не могла позволить ей винить себя.

Потому что правда заключалась в том, что мне было страшно. «Я не могу всё это остановить. Не могу спрятаться ото всех навсегда». Страх накрывал меня как приливная волна, вонзая в руки и ноги свои солёные когти, вынуждая задыхаться от слёз, пока лёгкие не начинали болеть. Пока страх этот не приводил к отчаянию, ведущему к жалкому стыду, ведущему к гневу, от которого уже я никак не могла до конца избавиться. Который питался каждой минутой моего злого отчаяния.

Богдан не знал всего этого, лишь Татия знала. Она была старше меня меньше, чем на год, однако какие чудеса способен творить в школе год! Она оказалась самой старшей в нашем классе, и её уж никто не трогал. Тата могла просто встать рядом со мной и сказать что-то вроде: «Да, мы сумасшедшие. Однажды ночью мы проберёмся в ваши дома и сожжём их дотла. Может, сегодня?» Разумеется, Тата никогда ничего не делала, но её уверенного голоса оказывалось достаточно, чтобы все оставили меня в покое на неделю-две после её леденящего кровь обещания. В этом заключалась её магия.

Губы Богдана дрогнули, словно он собирался что-то сказать, однако он промолчал. Этим он мне и нравился: никогда не тратил время на бесполезные слова сочувствия или нравоучения о том, что мне делать и кем быть. Он просто слушал. Поэтому-то и был моим лучшим – да и единственным – другом.

– А как твой день? – спросила я, пытаясь изобразить беззаботность и стирая пятна от травы со своей джинсовой куртки. Нет, сегодня никто не пытался меня побить – я сама упала в траву, а там оказались камни. Меня просто подтолкнули к судьбе. Пятна стереть не удалось. Изобразить беззаботность, наверное, тоже.

– Да обычный день, – пробурчал Богдан, взглянув на раскрытую у него на коленях книгу так, будто увидел впервые, а потом перевёл взгляд на играющих в футбол. – Все дни у меня обычные.

– Дурацкая игра, – заметила я.

– Ага. Они же не играют. – Он указал пальцем на мальчишку на поле. – Вон, посмотри на вратаря. Он постоянно маячит справа, забывая о левой стороне. А вон она… – его палец рассек воздух, – с косичкой? Даже не пользуется шансом. Матч выходит бессмысленный, каждый будто играет сам по себе.