Леонид Поторак - Сатья-Юга, день девятый

Скрипнула крыша.

— Женечка, собираемся, — призывно сказал Ариман Владимирович.

— Иду, — она вдруг поняла, что Ариман Владимирович каким-то образом спасает ее от зимы, от грусти этой — рядом с ним было весело и хотелось жить.

— Морозище, — поежился Всеволод, глядя на усиливающийся снегопад.

Снова скрипнула крыша и вдруг с уханьем просела, покачнулся пол (Женя вцепилась в спинку стула), весь ларек задрожал, екнуло что-то внутри, как при быстром спуске лифта, и прилавок с сигаретами рухнул на пол, брызнув осколками.

Громко выругался Всеволод, едва не потерявший равновесие во время толчка.

— Землетрясение! — крикнул Ариман Владимирович, одним прыжком оказавшись рядом с Женей.

Но больше не трясло. Весь «Респект» стоял под небольшим углом, по полу катилось отломившееся от прилавка колесико, и негромко потрескивало что-то на потолке.

— Окно!.. — Женя замерла, уставившись в темный прямоугольник, где еще несколько секунд назад можно было наблюдать заметенную вечернюю улицу. За окном стояла непроглядная тьма, и только у самого стекла она, казалось, распадалась на крупицы.

Отрешенно подумалось: маме сегодня так и не позвонила.

Всеволод, не переставая материться, дернул дверь, но та не поддалась, даже ручка, при попытке опустить ее, уперлась в нечто вязкое, заполнившее пространство снаружи.

— Что это… что это… — повторяла Женя, не отводя глаз от окна.

— Как они это устроили… — Ариман Владимирович в третий раз за сегодняшний день преобразился. Он стал выше ростом, его обычно мягкое и смешливое лицо осунулось, так что проступили страшные тени под глазами и будто бы даже на носу. Плечи Аримана Владимировича раздвинулись вширь, в глазах загорелась умная, хищная злость, а шарф, неведомо как оказавшийся на шее, затрепетал без ветра.

— Что устроили? — с истерическими нотками воскликнул Всеволод, дергающий дверь.

— Вот это — обвел рукой вокруг себя Ариман Владимирович. И негромко продолжил, приближаясь к окну. — Второе небо… Давно я не бывал на Втором небе… Только хотел бы я знать, милые мои… Вас-то за что?..

За десять минут дороги я научился остерегаться Дарьи. Дарье были глубоко безразличны мое служебное положение и нечеловеческая сущность. Я даже на секунду показал ей крылья, чтобы остудить хоть немного Дарьины порывы, но добился того, что мой первый свидетель обвинения потребовал показать крылья снова, чтобы он успел их сфотографировать. Для Дарьи же я был существом мужского пола, и мог бы выглядеть хоть волосатым орангутангом, хоть самцом аллигатора — Дарью устроило бы и это. Она была очень хорошим человеком, гораздо приятнее моего хитрого шофера, но организм ее требовал мужчины, а я себе, разумеется, ничего позволить не мог.

В конце концов, я, плюнув на кодекс вежливости (ох как бы посмотрели на меня мои ребята, окажись они рядом со мной сейчас), легонько прошелся исцеляющим лучом, и физиология успокоилась, но тут выяснилось, что сознание Дарьи способно полноценно заменять физиологию, а вмешиваться в сознание свидетеля я был не вправе, поэтому просто отодвигался, когда она, как бы невзначай забывала убрать руку с моей, или, говоря что-то, излишне горячо дышала мне на ухо.

Мне было ее безумно жаль, но с сознанием я без ее на то просьбы сделать ничего не мог, а обсуждать это в присутствии еще одного свидетеля никто, конечно, не пытался.

Говорила Дарья много. Она ничего не пыталась у меня выспросить сверх того, что я и так вложил ей в голову, зато с готовностью поведала мне о том, что все как-то не так последние дни, и голова болит, и голубь нагадил на шляпу, а теперь вот машина, но Дарья на нас не в обиде.

— Вы хоть раньше в Бога верили? — обернулся к ней шофер.

— Иногда, — отмахнулась Дарья. — По понедельникам. Сейчас-то что?

— А сейчас у вас выбора нет. Вы теперь точно знаете.

— Знаю, и сделаю все, что от меня требуется. А потом снова забуду, и буду верить по понедельникам. А что такое? Я сейчас не за спасение души стараюсь.

— Я тоже, — таксист снова закурил.

— Бросайте курить, — сказал я. — Я сейчас помогу.

— А? Ха, ну давайте.

— Не курите больше.

Он выкинул сигарету.

— Даже как-то грустно будет… забыть… — Дарья коснулась меня плечом. — Однако, Серафим, давайте с вами обдумаем… — она томно смотрела на меня, — обдумаем, как мы будем стоить обвинение?..

— А как его строить, — пробурчал таксист. — Все за нас построят. Господства этим займутся, а мы доставим Самаэля, расплюемся с херувимами…