Соня Грин - Город потерянных [litres самиздат]

– Давно известный факт, – вздохнула я.

Вдруг мы увидели, как силуэт Кира стал постепенно возвышаться над водой. Он возвышался и приближался к нам, но больше всего нас удивил тот факт, что Кир не прилагает к этому никаких усилий. И тут мы догадались . Он сидел на одном из глаз, побольше, чем те мелкие существа, «атаковавшие» Дэвида, но гораздо меньше того, который находился под нами.

Мы увидели, как терпение у существа истекает. Кир нетерпеливо ерзал ногами, сидя на голой болотно-зеленой коже с такой миной, словно он только что столкнулся с приведением.

«Они» не доплыли чуть-чуть до нашей шлюпки. Создание просто скинуло его с себя мощным толчком, и Кир упал в воду, размахивая руками. Это зрелище произвело на меня неизгладимое впечатление, потому что я не знала, что какие-то глаза окажутся гораздо умнее и нормальнее нашего напарника.

– Ну что, ты убедился? – Дэвид тоже пребывал в шоке, но виду не подавал так явно, как это делала я.

Кир начала карабкаться на палубу. В момент, когда он почти оказался на борту, одно из мелких глаз, до сих пор плавающих тут, разогнался и вонзился ему в задницу.

– ААААААААААААЙ !!! – Кир перевалился за ограду и попытался отцепить от себя небольшое существо. – Ты мелкий засранец, надеюсь, ты понимаешь значение этих английских слов!

Как будто в подтверждение глаз еще сильнее стиснул пасть, чем несказанно не обрадовал юношу.

– Вот видишь, даже несуществующее животное умнее тебя в десять раз, – я скрестила руки на груди.

К несчастью, без воды глаз стал ослабевать, и уже вскоре сам отцепился от Кира, безвольно упав на палубу и продолжая тяжело двигать жабрами.

– Бедняжка, – Дэвид поднял и выбросил беспомощное создание за борт прежде, чем Кир успел бы разорвать его на части. Его лицо переливалось всеми оттенками зеленого, а гнев так и лился через край.

– Знаешь, что, – он выставил вперед указательный палец, – спасибо… Иначе бы я нанизал этого засранца на самый конец паруса!

– Ой, я бы все отдал, чтобы посмотреть на твою рожу еще раз, – хихикнул Дэвид.

Мы взяли весла и стали удаляться из Чудовищного омута раз и навсегда. Вот, кстати, и одна из загадок, преследующих нас все это время: Уна написала, что он «чудовищный», имея ввиду одноглазых хищников с целым арсеналом острых зубов, но в ее писаках не было ни слова про то, что они опасны . Мы смотрели на это только с поверхности, но то, что оказалось на глубине, повергло нам в шок и дало понять, что внешность обманчива.

– Отныне и навеки, – провозгласила я на манер строгой властительницы, – объявляю, что несуществующий Чудовищный омут навеки закреплен на несуществующей карте как Омут!

Кир странновато покосился на меня, потирая место, где его укусил глаз.

Но мне было все равно.

Когда мы отплыли на дальнее расстояние от рифа, я оглянулась. Он уже почти скрылся за горизонтом. Водную глаз освещало солнце. И там, в самой пучине Омута, на нас смотрело тысячи и тысячи глаз.

9

Я до сих пор не верила нашему счастью, что мы все еще живы.

Мы разговаривали, ели запасы, ложились спать и просыпались, выходя из-под навеса на палубу и смотря на ослепляюще-желтое, почти белое солнце, мы пели песни и грустили – и все это мы делали вместе. Я и Кир рассказали Дэвиду все, что приключилось с нами на острове Алукейл, который, как мы поняли, не существует тоже, и после всей этой здоровенной тирады мы неплохо так возвысились в его глазах. Что касается Гарсии, то она просто сидела в углу шлюпки и либо шепотом пела какие-то старинные заклинания, либо молчала и сверлила взглядом бедного юношу.

У них, кстати, «отношения» заметно перешли на более холодный уровень. Кир не спешил подтрунивать над ней, а она не спешила вешаться ему на шею. Все-таки, это была не влюбленность… А я, придумав, что они друг за друга замуж выходят, оттолкнула их с таким презрением, словно все так и было, хотя на самом деле Гарсиа просто искала в Кире поддержку.

Кир любил Соньку… И продолжал любить ее все это время… Он до сих пор не верил, что ее нету, так же, как и я.

Мы скучали по ней. Придет ли Сонька еще? Если придет, что скажет? Что, ребята, вы молодцы, а теперь дайте мне уже наконец-то умереть спокойно? Или, как Эмили, загадочно улыбнется и произнесет одними губами: время ? Или вообще сочтет ненужным явиться к нам во сне в последний раз?

А она смеется, и я иду к ней и кричу: «Сонька, иди сюда!», но неожиданно ее лицо сменяется гримасой боли. Она роняет блестящие в свете солнца слезы и тихо спрашивает: «Аза, зачем ты закопала меня, я же живая, о Аза, зачем ты так со мной поступила». И я пытаюсь сказать ей, что она умерла из-за яда, но мои слова вылетают изо рта и превращаются в немое эхо.