Ратников достал из карманов металлическую коробку размером с портсигар, провода, клеммы и присоски.
– Можешь говорить правду, а хочешь, обманывай. Твоё право, Спиридон. Но мои вопросы имеют мерзкую особенность – отвечать придётся по-любому. А кто откажется, – Ратников пошарил в чужом столе, извлёк антистеплер и металлическую авторучку, – получит удар током. До жути болезненный удар в интимные места. В самые интимные, Спиридон.
– Я согласен, – вежливо сказал Джокер. – Канцелярия не понадобится.
– Вот и отлично, – Ратников, ослабив верёвку, закрепил присоски на теле и руках Джокера. – Подчёркиваю, речь идёт о закрытых вопросах, как и предусмотрено протоколом. Нас устроит любой ответ, «да» либо «нет». Никаких пыток и даже намёков на угрозы. Это ясно?
Джокер кивнул и перевёл повеселевший взгляд на меня:
– А ты, казачок, не только на магнитные фокусы мастак.
– Да, – парировал Ратников. – У Александра Павловича много скрытых талантов. Не будем тратить время на пустые разговоры. Вопрос номер один. Ты бессмертен?
– Нет.
Белый взглянул на прибор.
– Похоже, не врёшь. Вопрос номер два. Вы готовитесь к силовому прорыву на Материк?
– Нет.
– Вот видишь, правду говорить легко и приятно. Номер три. В Би Зед много бессмертных?
– Нет.
– Спиридон, твоя искренность начинает меня пугать. Вопрос. У эликсира высокая себестоимость?
– Нет.
Пробелы, сплошные пробелы. Пропущено что-то важное, мы тычемся, как слепые котята. И время-то против нас. В любую секунду может ворваться Уругвай, он непредсказуем. План, где может быть этот чёртов план?
Допрос продолжался, я отошёл от стола. Ратников не сможет расколоть Джокера по-доброму, начнёт пытать. А когда выпотрошит, пристрелит. В таких играх правила жестокие, на карту поставлено жуть сколько.
Была, была подсказка, да мимо прошла. Постой, как Белый тогда в Академии выспрашивал? «Что не так? Что удивило?»; «Трубы лиловые»; «Другой краски не было». Нет, это Пухлый так говорил… Другой краски… И где-то ещё… Где же, где? В сортире. Что в сортире? Стены. Что не так? Были зелёные, стали бурые. Другой краски не было? Неужели? А тогда зачем? Бурый, бурый. Что у нас бурое? Ах ты, блин, да ведь так проще кровушку замазать.
Я подкрался к Джокеру:
– А cортир у вас всё на том же месте?
Зрачки его на миг – лишь на миг – дрогнули.
– Ты чего, Доцент? Уже обоссался?
Белый, наблюдавший за шкалой полиграфа, изумлённо вскинул брови.
– Бурые стены – это вы зря, Джокер, – я выжидательно замолк.
– Шустрый не по годам, – процедил он сквозь зубы. – Но зря ты раскололся. У нас длинные руки.
– Какие уж теперь церемонии, финита ля комедия, – я повернулся к Белому. – Я отойду, ненадолго.
Да, Арсена убили здесь. Честь ему и хвала, сообразил-таки. Вот он – лес, где умный человек прячет лист. Островерхая, понятно, чтобы глубоко не совались, коробка с газетными обрезками.
«ЕВРОПИЙ, ТЕРБИЙ, НЕОДИМ – ТОННАЖ НА МАТЕРИК СДАДИМ».
Европий, ага. Не то, не то. Документ, где документ? Ведь Джокер себя выдал. Вот и последние обрезки.
«ЛАНГФЭР ПУЙЛ
Лит I. Спироу эбун. Дэгзар ирт кирдобмуу Хадлоут бове…»
Что за хрень? А на другой бумажке?
«Лит II. Тенчор. 6 вцые сщонг»
Матерь божья, да это же план и есть, только зашифрованный. А бумага с похожим шрифтом – для маскировки.
Блин, руки дрожат… Да, Арсен читал эту абракадабру. И догадался. Здесь его и взяли, тут и забили насмерть.
Я подозрений не вызываю, пока знает лишь Джокер. Да, иначе сюда уже ворвались бы.
План в карман – и бегом к Белому.
Открыл дверь – мелькнули красно-чёрные полоски, чугунная рука зажала мне рот. А вторая больно завернула моё предплечье.
– Не рыпайся, с тобой говорить будут, – это же тот усатый сотник. Выходит, они следили за мной, и тогда, в овраге…
Янычар тащит меня по коридору, вон кабинет Джокера, там Белый, но – мимо, мимо. Сотник толкает железную дверь – и мы в квадратной комнате. За столом возле зарешеченного окна – Уругвай. Вот и встретились.
– Садись, – он кивнул на стул, сам разместился напротив; сотник остался у дверей. – Ты становишься проблемой, Доцент. А проблем и без тебя хватает.
Я сглотнул слюну.
– Охотился за нашим планом, верно? И как успехи? А хлорка тебе нюх не отбила?
Ладони вспотели, сердцу захотелось остановиться.
– Молчишь? Ничего, язычок-то развяжу, у меня и не такие раскалывались.
Осторожный стук в дверь – через секунду вошла Алёна; смотрит сквозь меня.
Читать дальше