Ирина Ростова - Директива 22 [litres самиздат]

Пространства тут уже, мельче, мы замедлились, осматривая по очереди комнаты. Одна за другой, шикарные анфилады, красиво оформленные. Нашли и хромакейную студию, на фоне которой, видимо, и проходили все звонки.

– Где они? – спросил Нэд, немного похлюпывая носом. – Ты их чувствуешь?

– Наверху. Все трое, – отвечаю я, прислушиваясь к ментальному фону. – Разве кто-то из них телепат?

– Откуда мне знать? А что там, проблемы?

– Кто-то сильный, не пойму, – я чувствую странный псионический фон, словно синтезированный или объединенное сознание, что-то достаточно болезненное, гнилое, но все еще сильное. Мне это не нравится, но что делать? Нам все равно туда идти, и идти первыми.

– Подождем дам?

– Стоило бы.

– Но нет?

– Но нет, – подтверждаю я, и мы несемся по лестнице вверх.

Я иду первым – я всегда шел первым в нашей паре, но, наверное, не стоило этого делать сейчас, потому, что я уже кучу лет как на гражданке. Потому что я иду вперед, и именно я получаю прямой, горячий, совершенно чудовищный разряд псионической энергии прямо по куполу. Я успеваю развернуть щит, отражая удар, пытаясь прикрыть Нэда, защитить его от того, что попало по мне, ценой чего угодно, и операция по захвату кончается для меня несколько преждевременно.

Когда я, наконец, снова открываю глаза, то сначала радуюсь, конечно же, что все-таки их снова открываю. А потом радуюсь еще раз, потому что вижу над собой не что-нибудь подозрительное, а очень даже знакомый потолок с очень даже знакомыми красивыми узорами. Это, если никто не шутит с моей вменяемостью, та самая частная клиника, где меня обычно собирают из запчастей обратно.

Чувствую я себя достаточно неплохо, или же, может быть, мне всадили конскую дозу обезболивания? Так как я почти не ощущаю себя ни в одном месте, второе предположение кажется мне похожим на правду. Голова как колокол – пустая и гудит, хоть и не болит, и малейшее прикосновение к псионической энергии вызывает оборванные неврологические сигналы. Видимо, опять перестарался.

Ради пробы я поднимаю руку и разглядываю ее – она цела, двигается и выглядит нормально, даже ободрашек особо нет, и почти сразу же в поле моего зрения появляется серьезное, собранное, темное лицо, неуловимо напоминающее элитный гоночный каток для льда. Однако же это не доктор Дар, потому что лицо, для начала, снабжено волосами, а мой драгоценный хирург бреется наголо. А потом, эти волосы – белые, и такие я бы точно запомнил, потому что маворсы очень болезненно относятся к детишкам с таким колером. Считают их вестниками зла и все такое. Так что, нет, беловолосого маворса я бы точно срисовал, если бы видел когда-то раньше.

– Привет, – пробно говорю я.

– Привет, Гиллернхорн.

У меня есть догадка, и я закрываю глаза.

– Повтори.

– Привет, Гиллернхорн?

И вот так голос я узнаю, как ни странно. Снова смотрю на него, поворачивая через силу голову, уже с новым осознанием, а он немного отодвигается, так что в кадр теперь влезает больше – не только лицо, но и идеально сидящее, явно на заказ сшитое пальто с яркой булавкой на лацкане, неприлично дорогая рубашка. Его руки, сложенные на коленях, кажутся мне странными, пока до меня не доходит, что он в тонких перчатках – почти того же цвета, что его собственная темная кожа, но, все-таки, в перчатках.

– Ты – Кода.

– Что же меня выдало, – с сарказмом спрашивает он. – Неужели попытки помочь с расследованием?

– Ты нас сыграл, разве не так? – спрашиваю я.

Наверняка камеры все смотрят в другую сторону, и связь врач-пациент выключена, но даже если у меня нет шансов поймать его, может, я могу получить какие-то ответы.

Однако, все это не значит, что я не попытаюсь.

– Сыграл, – он внезапно зубасто улыбается, и от этого выглядит совершенно не маворсом. – Понравилось?

– Не очень. Кроме того, я не слишком люблю, когда меня используют, я не понял, зачем, и не до конца понял, как.

– Да все ты понял. Давай, предположи.

– Ты работал на Фонд, отмывал им деньги, используя ворованные данные и счета. Однако кражу денег из банков Альянса они не заказывали, и, вероятно, были в недоумении и бешенстве, когда ты вывалил на них пять миллиардов.

Он улыбается, как довольный кот, только вибрисс не хватает.

– Да. Бесились на отлично.

– И зачем ты это сделал? Просто, чтобы позлить?

– Частично.

– Сомневаюсь, что это было основной причиной.

– У тебя когда-нибудь было такое, чтобы обстоятельства казались тебе невероятно несправедливыми, но сделать сам ты с ними ничего не можешь, и приходиться приспосабливаться?