Клэр Твин - Вампиры в Салли Хилл [litres самиздат]

– Да, наверное, ты прав. Я просто слишком эгоистична, чтобы отпускать вас с Генри.

Билл Хофер улыбнулся в своей манере и взглянул на мою кисть руки, где красовался им подаренный браслет. Я ловлю его взгляд, а затем со всей силой прикусываю щёки, чтобы не устроить истерику из-за его отъезда. Никаких слёз! Надо занять себя чем угодно, сменить тему разговора… Взгляд падает на книжку, и в голову приходит идея.

– Билл, если бы у тебя была бы возможность познакомиться с Марком Твеном и Оскаром Уайльдом, кому бы ты пожал руку? – спросила я совсем наивно.

Хофер взглянул на меня недоверчиво и как на сумасшедшую, но позже его взгляд смягчился. Он улыбнулся одним уголком рта и ответил:

– Я бы сделал так, чтобы они оба сами захотели пожать мне руку.

Я смеюсь над его продуманностью и ещё раз мысленно корю себя за то, что так легко позволяю ему уехать. Хофер кладёт свою голову мне на ноги и ложится на спину, наблюдая за мной снизу-вверх. Мои красные пряди щекочут его лицо, и поэтому брюнет начинает забавно улыбаться.

– Ну хватит, – умоляет он и заправляет блестящие локоны мне за ухо, – мне будет не хватать твоих красных волос…

Я прыснула от смеха такому странному замечанию, но весьма милому.

– Могу специально для тебя отрезать пучок и вставить в рамку, чтобы всегда-всегда хоть малейшая частичка меня была с тобою, – пристальный неморгающий взгляд Билла заставляет меня замолчать, – что… что ты так смотришь?

Наступило молчание, в котором по прежнему было слышно пение птиц и жужжание пчёл. Из-за ветра ветви дерева принялись медленно качаться, отчего в тенёк пробирался солнечный свет. Я наклонила голову поближе к парню и вопросительно сбросила брови ко лбу. Но тот продолжает молчать.

– Я должен кое-что сказать… – сглотнул Билл.

Нет. Господи, это то, о чём я думаю? Чтобы скрыть своё волнение, я начала играться с прядями Хофера, нежно наматывая их себе на палец. Сердце забилось чаще, и парень наверняка это мог почувствовать.

– Дай подсказку, – игриво бросила я, не скрывая улыбки.

– Три слова. Десять букв. Пять гласных и пять согласных.

Боже, по-моему, моё сердце сейчас остановится. Мне хочется громко крикнуть от радости, ведь в эту секунду, только что, Билл признался мне в любви! Боже мой, поверить не могу…

– Понятия не имею, что это такое, – пожала плечами я, изображая скуку.

Я тебя люблю. Я тебя люблю. Вот эти десять букв…

Билл усмехнулся, прекрасно понимая, что мне угодно играть роль дурочки.

– Это будет звучать слащаво, – посмеялся брюнет, сморщив нос.

– Согласна. Давай придумаем шифр, чтобы быть чуточку необычными, – предложила я, и парень осекся.

– Серьёзно? Тебе всё ещё не хватает необычности, Марго? Ты меня убиваешь!

Я смеюсь, а он фыркает, удивляясь моим словам.

– Ладно-ладно, проехали. Так что насчёт шифра?

Набрав в лёгкие побольше воздуха, Билл говорит:

– Три слова. Десять букв.

В эту секунду, не управляя собой, я совсем близко наклоняюсь к Хоферу и нежно целую его в губы, ощущая эйфорию внутри себя. Это самая незабываемая минута в моей жизни. Когда мы отстраняемся друг от друга, я отвечаю ему:

– Три слова. Десять букв.

Солнце спряталось за пушистыми облаками, и стало немного темнее. Билл что-то начинает говорить о завтрашней поездке, но я его не слышу, потому что просто не хочу. Мне больно от этого. Через пару секунд землю снова накрыли яркие солнечные лучи. А я повторяю про себя: «Три слова. Десять букв».

* * *

Генри продолжает громко хохотать, и я вижу пелену в его глазах. От духоты и приступа смеха все мы покраснели не хуже неоновых вывесок, но никто не жалуется, потому что слишком пьяны, потому что весёлые и счастливые. Я постоянно отгоняю от себя мысли, что Билл уезжает уже завтра, а Ридл через четыре дня. Блондин протирает пальцами слёзы и разливает в наши стаканы ещё виски. Это нормально, ведь всем нам уже есть восемнадцать (белобрысому исполнилось в апреле). Рука брюнета лежит на спинке красного дивана и слегка касается моего обнажённого плеча. Бретельки бордового топика время от времени соскальзывают, и мне приходится их всё время поправлять. За окном уже давно темно, но, несмотря на поздний час, никто из посетителей «Мокко» не спешит разбегаться по домам. Лето и существует для того, чтобы хорошо проводить время.

– Я никогда не забуду это! – обещает Генри, глотнув алкоголь и закусив его лимоном, после чего скривил кислую гримасу.

– Мне было всего-то шесть лет! Я не знал, это был тест для беременности, – пытается оправдаться Билл, но у него ничего не выходит. Мы снова все втроём разрываем животы от невозможного хохота. На нас косо смотрят пара человек, кому мы уже успели надоесть, и недовольно бурчат, однако мне и ребятам плевать на это. Если всё время думать о мнении других, то невольно можно стать картонным человеком. В эту секунду всё хорошо, и мне хочется запечатать эти мимолётные секунды в памяти навечно. Хофер берёт пару орешков в руку, подбрасывая в воздух, ловко ловит их ртом. Ого… Я сбрасываю брови ко лбу и, изображая восхищение, хлопаю в ладоши.