Евгений Лукин - Пять соток Солнца

— Кто-кто… Спецслужбы!

Потрясающий человек! На расстрел будут вести — наверняка что-нибудь отколет по дороге. И главное, какую бы он дурь ни порол, невольно веришь, невольно попадаешь под обаяние идиотизма…

Однако, следует сказать, на этот раз мой друг заметно переигрывал. Чувствовалось, Петеньке и самому не по себе. Врал из последних сил, нёс хрен знает что, марку держал.

— Пошли отсюда! — потребовал я. — Опасно здесь торчать…

— Полагаешь, в другом месте торчать безопаснее? — ворчливо усомнился он и всё-таки двинулся за мной к подземному переходу.

По выщербленным ступеням мы сошли в полутёмный бетонный коридор квадратного сечения, и что-то одолело меня некое недоброе предчувствие. Было сыровато, пусто и гулко. Опять-таки ни единого прохожего, кроме нас. Щёлкало эхо шагов.

А Петя воскресал на глазах, с каждым звонко отдающимся шагом становясь всё раскованней и раскованней.

— Так-то вот, Глебушка, — вещал он, развивая очередную свою залепуху. — Мы-то думаем: торнадо, цунами… Явления природы, стихийные бедствия… Всё-то от нас таят, ни о чём-то не сообщают…

— Может, вернёмся к пяти соткам? — не выдержав, пресёк я его разглагольствования.

— А я тебя предупреждал! — с готовностью подхватил он. — Держись от меня подальше! Видал, какая каша заваривается?..

— Хочешь сказать, всё это из-за нас?

— А я тебе врал когда-нибудь?..

Мы дошли до конца туннеля, свернули под прямым углом к лестнице и чуть не вписались в неподвижно стоящую человеческую фигуру. Подняли глаза, хотели отшатнуться — и не смогли. Окоченели. Широченные плечищи. Равнодушная харя. На правой щеке свежая царапина, рукав разорван. Невыразительные и словно бы слегка притуплённые зенки, полчаса назад уже пялившиеся на нас из рук капитана Тахтамирова.

Бармалей. Собственной персоной.

Его крупные губы шевельнулись. Одни только губы.

— Документы, — скупо исторг он. — На собственность. Где?

Выручай, организм! Однако, похоже, и организм тоже оцепенел при виде такого страшилища. Выручать было некому.

Отважился взглянуть на Петю. Тот, казалось, весь ушёл в себя.

— В банковской ячейке, — выговорил он наконец, явно обдумывая каждое слово.

— Код?

— Дома в сейфе.

— Наизусть не помнишь?

— Нет.

— Далеко это?

— Рядом.

— Тогда пошли.

И мы двинулись вверх по бетонной лестнице. Так восходят на эшафот. Дурак! Боже, какой я дурак! Зачем нужно было снова включать телефоны? Конечно, по ним он и вычислил, где мы… что мы… Чёртов прогресс!

Наверху нас ждала всё та же убелённая светом фонарей асфальтовая пустыня, и побрели мы по ней не поймёшь куда, сопровождаемые по пятам этой, прости господи, статуей Командора.

— Петя… — еле вылепил я губами. — Но у тебя же нет никаких документов… Он же нас поубивает…

— Сперва ещё дойти надо… — так же неслышно отозвался он.

Мне стало дурно. Вдобавок откуда-то взявшийся ветерок тронул просвеченную фонарём листву, и тротуар под ногами поплыл. Меня пошатнуло. Только бы не упасть, только бы не упасть… Упаду — застрелит. И не услышит никто — пистолет наверняка с глушителем…

Я заставил себя выпрямиться, под ноги больше не глядел. Мы почти уже миновали особо тёмный перекрёсточек, когда откуда-то справа взвизгнули по асфальту автомобильные покрышки — и из шевелящейся переулочной светотени, наращивая скорость, вылетела чёрная «Приора» с тонированными стёклами.

Метнулись кто куда. Я споткнулся о бордюр, грянулся оземь, хотел вскочить, но тут послышались устрашающе тупой удар и повторный визг резины.

Прошло, наверное, секунд пять, не меньше, прежде чем я осознал, что вроде бы жив, не сбит, не переехан, — и посмел разъять веки. Ветер усиливался, листва клубилась вокруг фонарей, но даже в таком мельтешении света и тьмы картина пролеплялась вполне различимая. «Приору» развернуло, и теперь она косо перегораживала собой перекрёсток. Дверцы — настежь.

Меня подхватили под мышки, рывком поставили на ноги. Это, как выяснилось, был один из троицы абреков, возможно, тот, что полторы недели назад грозил мне бейсбольной битой. Двое поднимали и отряхивали Петю.

А в десятке метров неподвижно лежало большое серое тело. Бармалей.

— В машину! — скомандовал мой абрек, причём на сей раз без тени акцента.

Нас загрузили в салон, и «Приора», едва не вылетев при развороте на тротуар, рванула с места.

Сгустком мрака она минут пять плутала по каким-то дремучим переулкам, возможно, запутывая след. Мы с Петей пришибленно молчали. Абреки временами отрывисто переговаривались вполголоса и, обратите внимание, не на тюркском, не на фарси — скорее уж на итальянском. Хотя не исключено, что это был эсперанто. Пару раз почудилось, будто в речи мелькнула фамилия Тахтамиров.