Маргарита Дорогожицкая - Некромантка из болота

«Это уж ты, зелененький, подзагнул», — сказала про себя Вирджиния, которая прекрасно знала цену своему юмору, вернее, его отсутствию. Однако в душе все равно осталось приятное чувство от комплиментов. Хотя внешний вид Питера ее несколько разочаровал. «Жук какой-то», — подумала она.

Вирджиния поставила снимок на полку, где стояла искусно выточенная статуэтка богини Уршуллы и бесхитростные болотные дары ей: окаменелый рог неизвестного животного, драгоценный лоскуток редкого вирийского мха и засушенная гроздь ягод Жизни. Теперь, каждый раз сталкиваясь со взглядом его маленьких настороженных глазок, Вирджиния постепенно начала различать в них скрытую улыбку, доброжелательность, недюжинный ум.

И однажды послала свою фотографию.

Послала с тайной надеждой потрясти Питера. На снимке она себе нравилась. Один из проверяющих, увлеченный модной новинкой — фотографическими снимками — сфотографировал ее прямо на болоте, за работой. Вот она в некромантской робе взмахом руки посылает в болоте целую вереницу скелетов, и они уходят, зеленея, в закат. Красиво. И она красивая. В лице ее чувствуется одухотворенность богиней и некоторая загадочность от соприкосновения с тайной смерти после жизни. На границе бытия, так сказать. Вирджиния верила, что Питер поймет, что она не только красива, но и одарена тем редким даром, которым пусть и гнушаются хвалиться в приличном обществе, однако без которого невозможна королевская служба здесь, в Болотном крае. А письмо она приложила нарочито короткое, простоватое, сознательно основной удар доверив большому эффектному снимку. Он обладал еще тем преимуществом, что был любительским. Мол, не специально позировала, а получилась такая, какая есть.

Она не ошиблась, ответное письмо Питера показалось ей даже растерянным. Удар попал в цель. Возможно, раньше он писал ей как старой деве, забытой богом и людьми, в чем-то ущербной и несчастной из-за своего презираемого дара, и только сейчас понял, что судьба подбрасывает ему подарок. Не успела Вирджиния ответить, как пришло второе письмо. Несколько листов были исписаны скупым быстрым почерком. Питер рассказывал о королевском зверинце, о своих питомцах, о том, что изумруд-птица впервые снесла яйцо в неволе, целую страницу посвятил особенностям выхаживания детенышей морийской лисицы, посетовал на одиночество в просторном поместье… где и поговорить-то по душам не с кем.

Вирджиния призадумалась, подняла глаза на снимок. Он несколько выцвел во влажном болотном климате, но из глубины все так же пронзительно и требовательно светились глазки Питера. Теперь в них виделась чуть ли не подозрительность. А когда Вирджиния как-то вечером собралась в гости к птичнику Ромино, который справлял свое девяностолетие, во взгляде Питера вспыхнула откровенная ревность. Не нравились ему вечерние ее отлучки, ох не нравились.

— Ну что, зелененький? — спросила Вирджиния. — Что делать будем?

Питер прислал еще несколько писем, три отправила она. И почувствовала пустоту. Он не звал ее к себе, она не просила его приехать к ней. Переписка стала похожа на еще одну обязанность в бесконечной череде болотных будней. Вирджиния поймала себя на том, что ее больше интересует, вылупятся ли птенцы изумруд-птицы, чем сам Питер или его поместье. Изумруд-птицу она видела только на картинках в Большом справочном издании «Твари земные, исчезнувшие и вымирающие» и мечтала, что однажды увидит вживую… или хотя бы вмертвую.

Наступила весна. Питер писал, что в столице цветут знаменитые яблоневые сады, но это она знала и без него — газеты словно с ума посходили, заполняя первые полосы известиями о том, как прекрасен королевский сад в розовом цвету, как будто никаких других новостей на свете не существовало. Болото весной, между прочим, тоже прекрасно… по-своему, но все равно прекрасно. Настоящее птичье царство… пусть и без изумруд-птицы, зато с розовыми цаплями и радужными мухоедками. Написал Питер и о том, что собирается летом на Кремерийский остров, известное место отдыха королевской знати. Однако с собой не звал, то ли потому что собирался там работать, а не отдыхать, то ли полагал, что в Болотном крае люди дальше Уестмарского залива отдыхать не выбираются.

Вирджиния решила, что пора с этим заканчивать, и писать перестала. Не сложилось. Но в дело опять вмешался мастер Симони. Впрочем, он всего лишь воспользовался подвернувшимся случаем.

Поздно вечером он заглянул в лабораторию, держа в руках конверт с королевским вензелем.