Геннадий Ерофеев: Поединок

Суприм-Д снял ботинки, сбросил сюртучок и со стоном наслаждения повалился на старый добрый диван — четвероногий друг любого уважающего себя мужчины, который у него рука не поднималась перетянуть, заменить или просто продать. Несколько минут Б.О.Г. ёрзал, вздыхал и прислушивался к малейшему постороннему шороху, пытаясь уловить признаки присутствия в комнате полтергейста, но тот никак себя не проявлял. Успокоившийся Суприм-Д расслабился и незаметно погрузился в дремоту.

Когда дрёма Суприм-Д перешла в настоящий глубокий сон, а из его аллергической носоглотки раздались начальные аккорды «симфонии синхротронного храпа», на стене над диваном наметилось маленькое пятнышко. Под мерный храп забывшегося тяжёлым сном Суприм-Д пятно неуклонно раширялось и наливалось красным — будто там, за металлической переборкой, кто-то ловко орудовал автогеном, пытаясь прожечь в переборке дыру. Потянуло едким дымком, Б.О.Г. обиженно зачмокал во сне губами, но не проснулся. Часть переборки постепенно раскалилась добела, и наконец всепожирающий инфернальный огонь прорвался в Мигдол.

Мигдоловцы немного не рассчитали. Они старались ликвидировать Кеннеди, собиравшегося разоблачить «зелёных человечков». По мнению Вуайера, это разоблачение привело бы к «стиранию» Мигдола из реальности. Из-за контрдействий подключившихся к решению проблемы обхутовцев мигдоловцы попали в положение «уловки двадцать два»: убийство Кеннеди приводило к тому же плачевному результату, которого Вуайер пытался избежать, предотвращая огласку. Незначительные причины зачастую приводят к серьёзным необратимым последствиям: внедрённый в Мигдол человек обхутовцев что-то там слегка перепаял в Суперкомпьютере, и машина выдала неверный — с точностью до наоборот — хронопрогноз. Этим человеком была агентесса-киборгесса Джекки, до получения специального задания носившая в родном ей Обхуте кодовое имя Старуха Оверкиль.

Б.О.Г. наконец проснулся, но было уже поздно. И он сам, и Вуайер, и всё и вся, находившееся в Мигдоле, составлявшее Мигдол и называвшееся Мигдолом, стремительно таяло, деформировалось, оплывало в бушующей геенне огненной. Так оплывают, плавятся, обращаются в ничто восковые фигуры оказавшихся на свалке истории политических деятелей, когда пришедшая к власти оппозиция с шуточками и прибауточками швыряет наряженных в пиджаки от Армани и галстуки от Версаче кукол-фигляров в жаркую мартеновскую печь.

Бьянка ван де Вельде зашла в кабинку для переодевания на пляже местечка Малибу. Наконец-то можно распечатать и примерить новый купальник от «Селтаеба». Бьянка сбросила шорты, трусики, гавайку, бюстгальтер — и осталась в чём мать родила. Как всегда, её рука перво-наперво потянулась к клитору, словно проверяя, не потерялся ли протыкающий его головку талисман. Он, естественно, был на месте — разжигающий желание мужчин и самой девушки «сексуальный брелок», состоящий из серебряного колечка с жёстко (бесшарнирно) прикреплённым к нему крестиком.

Бьянка дотронулась до крестика указательным пальцем и вдруг посмотрела на уже пятый год бессменно носимый предмет как на что-то новое, необычное. Девушка силилась вспомнить, как он выглядел раньше, в то же время удивляясь, с чего это она сомневается в идентичности и аутентичности «брелока». Решив, что странное наваждение является следствием плохих наркотических «трипов», Бьянка отмахнулась от нелепых мыслей и наконец распечатала обновку.

В дверь кабины уже стучали. Бьянка заторопилась и спустя пару минут предстала перед охранниками, массажистками, подругами-соперницами и завистливой virago Барбарой Энн во всем блеске юной прекрасной наготы, прикрытой всего лишь тремя квадратными дюймами кроваво-красной материии и парой футов тонюсеньких бретелечек от дерущего с модниц семь шкур «Селтаеба».

Парни из Обхута сдержали слово — Иван Володаров снова обнаружил себя в пилотском кресле боевого звездолёта. Он был жив, здоров и морально удовлетворён, только немного страдал от духоты и очень хотел пить.

Иван машинально расстегнул воротник комбинезона, приспустил застёжку-молнию, коснулся своей мускулистой безволосой груди и ощутил под рукой тоненькую цепочку. Звездобой потянул за неё и вытащил на свет Божий маленький крестик. Наверное, это был вернувшийся к людям — к каждому отдельному человеку и ко всему человечеству — символ веры. Как и Бьянку, парня на какое-то мгновение охватила непонятная тревога, но вскоре он уже блаженно улыбался.